Осторожно отмахнув портьеру, он прошел в будуар.
Графиня Надежда Корнильевна стояла спиной к нему на коленях перед киотом с образами, и держала в руке чей-то портрет.
Граф Петр Васильевич также беззвучно подкрался к ней по толстому ковру и быстро перегнувшись через ее плечо, увидел, что это был миниатюрный портрет ее матери.
– Да! Только бы, Ты поддержал меня, Господь мой! – продолжала графиня, не замечая мужа. – Только бы Ты просветил его разум и открыл ему, как сам он глубоко несчастлив в своем ослеплении. А я… я, забывая себя, стану исполнять долг свой и дам ему все то счастье, какое может дать страстно любящая жена.
– Аминь! – проговорил граф.
Быстро обернувшись и вскочив с колен, графиня увидела, что на глазах ее мужа блестели слезы.
– Ты… Здесь… И именно в эту минуту! – проговорила она растерянно.
– За все сокровища мира не отдал бы я этой минуты! – воскликнул он. – Она не изгладится из души моей во всю мою жизнь. Прости, прости меня, Надя! Клянусь тебе!..
– Полно, Петя, не клянись! Возблагодарим Бога и за то, что ок просветил тебя… Что ты сознал свои заблуждения… Лучшего счастия я не могла бы для себя сегодня пожелать!
– Хорошо… Клясться я не стану… Но вот медальон… Он имеет форму сердца… Он открывается… Пусть он будет символом, что мое сердце всецело принадлежит тебе и всегда будет для тебя открыто… Верь мне, что из любви к тебе я готов на все лучшее, и что каждый раз, когда меня станет соблазнять что-либо дурное, мысль об этой минуте и об этом медальоне-символе и надежда хоть когда-нибудь добиться твоей любви станет воздерживать меня.
С этими словами он надел ей на шею медальон на золотой цепочке в виде сердца, осыпанного бриллиантами.
Надежда Корнильевна взяла обеими руками его голову и поцеловала его в лоб.
На лице графа Вельского отразилось испытываемое им блаженство от столь редкой искренней ласки его жены.
– Зачем он так поспешил? – сказала между тем как бы про себя Ольга Ивановна. – Графиня, может быть, еще не вышла в столовую.
– Как же не спешить влюбленному мужу к холодной, как мрамор, жене, – с явною насмешкою сказал граф Стоцкий, держа в руке сорванный им цветок.
– Поверьте, граф, что все уладится между ними, и в конце концов они будут любить друг друга и жить счастливо. Я, по крайней мере, приложу все силы мои для этого и употреблю все свое влияние на Надю.
– Ну, тогда, конечно, счастье их обеспечено, – снова ядовито усмехнулся Сигизмунд Владиславович.
В это время на террасу из сада вошел приехавший из города Корнилий Потапович Алфимов.
Он подозрительным, ревнивым взглядом окинул беседующую парочку.
– Где же Надя? – сказал он, здороваясь со Стоцким и Хлебниковой.
– Она с мужем в столовой… Я сейчас скажу им, что вы приехали.
Ольга Ивановна ушла в комнаты.
Корнилий Потапович и Сигизмунд Владиславович остались одни.
– Однако вы сильно, как я вижу, приударяете за Ольгой Ивановной, – сказал старик, ударяя по плечу графа.
– Я? – воззрился на него тот недоумевающим взглядом.
– Ну, конечно, вы… О чем вы тут с ней ворковали?
– Ошибаетесь, Корнилий Потапович, этот кусочек не для меня… Его, кажется, готовит себе ваш зятек…
– Что! Граф Петр?..
– Да, кажется, надо же ему утешиться от все возрастающей холодности его жены…
– Ну, этому не бывать, – сверкнул Алфимов глазами из-под очков.
– Вы что же хотите, чтобы он жил аскетом и был бы верен недоступной богине – своей жене? Ведь он моложе вас… У него кипит кровь и бьется сердце.
– Кто сказал вам, что у меня не кипит она?
– Все же не так.
– Как знать… Эта девушка производит на меня одуряющее впечатление… Вам я признаюсь, так как хочу просить вашего содействия, если только вы сами…
– Будьте покойны насчет этого… Она не в моем вкусе… Слишком серьезна и идеальна…
– Вы часто бываете здесь, подготовьте ее исподволь к моему объяснению… Я хочу предложить ей руку и сердце.
– Вы?
– Да, я… Чему же вы удивляетесь?
– Я подумал, как вы, считающийся финансовым гением, способны на такую невыгодную сделку…
– Что вы этим хотите сказать?
– Да то, что вы сразу набиваете цену на товар, который можно приобрести дешевле… Граф Вельский оказывается практичнее вас. Он начал с дешевенького, но блестящего парюра…
– Но она честная девушка, да и отец ее…
– И вы верите, при вашем знании жизни, в добродетель современных девушек и неподкупность нынешних отцов? Хлебников, ваш управляющий, и должен молчать, если не захочет потерять место… Вы возьмите ее в дом под видом присмотра за хозяйством. Вот и все.
– Конечно, – после некоторого раздумья сказал Корнилий Потапович, – так было бы удобнее, но…
– Какое там «но».
– Я думаю, что она на это не пойдет…
– Предоставьте это мне и Матильде Францовне.
– Матильде?
– Да, не бойтесь… Ревность не входит в число ее многих пороков, которые в ней кажутся добродетелями. При моем содействии, она, как женщина, уладит все по вашему желанию.
Развитию подробностей этого гнусного плана помешали вышедшие на террасу граф и графиня Вельские и Ольга Ивановна. Муж и жена оба весело улыбались.
– Однако у них, кажется, на самом деле начинается «совет да любовь», – злобно проворчал граф Сигизмунд Владиславович.