Совсем другие истории (сборник)

Прошло с четверть часа. Он услышал громкие песнопения, и из дома вышли люди с гробом. Тефо снова увидел взмокшего от пота и трясущегося главу процессии. Гроб поставили на землю возле калитки. Остальные в группе по — прежнему истово пели, и первую партию вели высокие мужские голоса.

Тефо понял, что они хотят поставить гроб в кузов стоявшего у лавки грузовика, и что-то подсказало ему, что сейчас помогать им не следует. Наверное, это одна из сект со своими причудами и странностями.

У калитки шеф наклонился и взялся за ручку, а затем вдруг дернул, едва не перевернув гроб, и закричал остальным, чтобы они тоже взялись за ручки. Тефо с интересом смотрел, что будет дальше.

Из гроба послышались какие-то странные звуки. Чтобы он совсем не перевернулся, мужчины разом дернули его вверх, и снизу раздался треск сломанной доски. Они захотели поднять гроб повыше, и тогда произошло то, что произошло.

Из гроба на землю сошла небольшая лавина бутылок. Водитель вскочил в кабину грузовика, дал задний ход, а затем рванул вперед — только его и видели. А телега со скрипом ехала по улице. Тефо смотрел на все это замороженным взглядом. Как загипнотизированный он сошел с веранды и медленно направился к месту событий. Глазам его предстала беспорядочная куча бутылок со спиртным; некоторые из них были разбиты, другие раскатились по улице, словно ребятня, высыпавшая из класса на перемену. Среди участников процессии послышались шиканье и крики:

— Словил мандраж, болван дерганый!

— Весь кайф поломали через коленку!

— Я всю дорогу сек, что так и будет!

— Ну, я тебе рога обломаю!

— Сидел бы дома, дубина криворукая!

— Пролетели мимо кассы!

И все они, как говорится, растаяли в воздухе еще до того, как Тефо сообразил, что нужно их арестовать. Да туг еще и набежавшая толпа растащила все бутылки и растворилась, не оставив никаких улик. Несколько зевак стояли рядом.

«Вот гады, — подумал он, — рады, что дурака свалял и не захомутал кого надо». Гады подталкивали друг друга локтями и выражали ему притворное сожаление по поводу случившегося. Тут из толпы вышла Маню: «Мне бы гроб на дрова взять, господин констебль», и он раздраженно махнул рукой — мол, бери, чего там. Это не ускользнуло от Келеди, которая растирала набухшую молоком грудь, и она сказала соседке: «Вот увидишь, что будет. Только не торопись».

— Привет командиру! Какие беды-горести? — родственничек Селеке был уже в курсе того, что произошло, и пробирался через толпу к нему поближе. — Эти жмурики меня совсем заколебали! И тебе, начальник, не катит. Вот что я тебе скажу — их здесь, жмуриков, как вшей в моей рубашке. Но большим человеком станешь, это как пить дать. Держу пари на всех вшей, которых я кормлю».

После полудня констебль Тефо сидел в комнате Маню и пил кукурузное пойло. Келеди, как всегда, растирала грудь, сидя на полу с двумя женщинами. Маню сидела на низенькой скамейке, выпустив из-под фартука в цветочках свой огромный, похожий на арбуз живот.

Не обращая внимания на бабью болтовню, Тефо размышлял о похоронах, покойниках и бутылках со спиртным. О похоронных процессиях он думал просто так, не имея в виду ничего конкретного. Ему вспомнились слова, сказанные родственником Селеке на веранде китайской лавки. Наверное, не случайно он их произнес. И тут на улице появилась еще одна похоронная процессия. Тефо резко встал и направился к двери. О, если бы только боги могли сказать ему, что у них в том темном полированном гробу, подумал он и вернулся на прежнее место — само воплощение безнадежности и отчаяния.

Пророческие слова Келеди «Вот увидите, что будет» обрели серьезный смысл, когда в один прекрасный день Тефо женился на Маню после того, как она родила шестого ребенка. Улица ахнула и в изумлении затаила дыхание. Впрочем, скоро пришла в себя, вспомнив о своей репутации самой тихой и спокойной улицы в Ньюклэре.

Это событие добавило Келеди уличного авторитета и веса, и она с полным правом могла сказать: «Вот так-то!» — яростно расчесывая свербевшие от молока груди.

Салман Рушди. Гнездо жар-птицы

Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы иные. Овидий. Метаморфозы

Здесь плоская жара, и все иссохло. Дождей давно уж нет, и говорят, что засуха пролилась на землю потом. Они — равнинные крестьяне-скотоводы, но скот разбрелся в поисках воды, направился к востоку и на юг, пошатываясь и гремя костями. Напрасный их исход отмечен черепами и рогами, которые торчат, как верстовые вехи. А там, куда садится солнце, есть вода, отравленная солью. Но скоро даже эти солончаки останутся в пустыне привидением. И ветер гонит перекати-поле по изможденным сумрачным равнинам. А трещины в земле столь велики, что могут поглотить и человека.

Весьма достойная кончина для земледельца: быть поглощенным своей родной землей.

А женщинам здесь уготована иная смерть. Огонь охватывает их, и факелом живым они сгорают.