Она стянула с него через голову сорочку, потом сняла жилет, подбитый ватой, который он надевал, чтобы казаться более коренастым. При этом ее пальцы прикоснулись к его спине, и она с удивлением ощутила сильно загрубевшую кожу. Она с любопытством обошла вокруг него и… замерла на месте.
Его спина представляла собой сплошную массу шрамов с неровными краями. Как дочь военного, она сразу поняла, в чем дело, и осторожно положила руку ему на спину.
— Насколько я понимаю, это результат наказания, которого так добивался Суиннертон. Удивительно, что ты остался жив.
— Меня, черт возьми, почти убили,— сказал он безжизненным тоном. — Он приказал дать мне двенадцать сотен ударов, то есть максимальное дозволенное число, но я потерял сознание где-то после пяти сотен. Суиннертон хотел, чтобы я получил полное число ударов перед повешением, поэтому меня уволокли в какой-то подвал и заперли там. Ко мне прислали хирурга, который подлатал меня немного, чтобы я смог получить оставшееся число ударов.
— И тут примчался Рэндалл? Ты говорил, если бы не упорное желание Суиннертона наказать тебя плетьми по полной программе, тебя бы повесили до того, как подоспела помощь.
Маккензи сделал очень глубокий вдох.
— У меня все-таки хватило сил, чтобы рассказать Рэндаллу, что произошло. К тому времени как примчались Уилл и Веллингтон, я уже мог связно говорить.
Она с трудом сдержала навернувшиеся на глаза слезы.
— В таком случае я рада тому, что есть эти шрамы, ведь если бы не они, если бы не наказание, которому тебя подвергли, ты бы умер до того, как я встретилась с тобой.
— И лучше бы это случилось, моя дева-воительница, — горестно сказал он. — Ничего хорошего от меня не жди.
— Вздор! — заявила она. — Ты на редкость необычный человек. Если бы я не узнала тебя, это сильно обеднило бы мою жизнь.
— И все же, повторяю, было бы лучше, если бы ты никогда не узнала о моем существовании, — сухо проговорил он. — Хотя если бы меня повесили, то я остался бы в воспоминаниях как насильник и убийца. Я не хотел бы обрекать Уилла на подобное родство.
— Оно и понятно. Даже такой разумный человек, как Уилл Мастерсон, был бы удручен такого рода известностью, — сказала она, обеими руками поглаживая его спину. — Но ведь ты не совершил никакого преступления.
— С точки зрения закона — не совершил, но эти шрамы символизируют мою преступную глупость. Гарриет Суиннертон заигрывала и с другими офицерами. Интересно, откликнулся бы Уилл на ее заигрывания? А Рэндалл? Они наверняка проявляли бы больше здравого смысла.
Она поняла: он видел в шрамах признак не только глупости, но и позора. Обвив его руками, она приложилась щекой к изуродованной спине.
— Шрамы являются также символом несправедливости, — тихо сказала она. — Ты чуть не умер за преступление, которого не совершал, и из-за этого у тебя развилась страсть к справедливости, не так ли? Отчасти из-за этого ты работаешь с Керклендом. Ты изменился, стал более хорошим человеком.
Он довольно долго молчал, потом раздумчиво проговорил:
— Что лучше: сразу родиться умным или набраться ума в результате трагической по своим последствиям глупости?
Кири задумалась.
— Родиться умным было бы проще. Моя единоутробная сестра Люсия унаследовала здравый смысл от отца и всегда была в отличие от меня разумным ребенком. Но мне кажется, предпочтительнее бороться и преодолевать свои слабости. — Она вдруг рассмеялась. — Во всяком случае, это гораздо интереснее!
Маккензи повернулся и прижал ее к своей груди, зарывшись лицом в ее волосы.
Кири на мгновение отстранилась от него.
— Мне нужно ненадолго зайти за ширму, приготовить себя. Я бы очень хотела, чтобы, когда вернусь, в камине горел огонь, а ты бы уже сбросил всю одежду.
Он усмехнулся:
— Ваше желание — приказ для меня, королева-воительница.
Она ушла не оглядываясь, потому что знала, что, оглянувшись, уже не сможет оставить его даже на минуту.
Будучи оптимисткой, она заранее приготовила там губку и уксус — они понадобятся ей после их интимной близости. Однако она сделает все, чтобы избежать катастрофических физических последствий. Ведь если вдруг она забеременеет, он, как джентльмен, почувствует себя обязанным жениться на ней, а ей не хотелось иметь мужа, которого вынудили жениться на ней обстоятельства.
Загремел уголь — это он разжигал огонь в камине. Потом послышался шорох — это он раздевался и снимал сапоги. Ей доставляло удовольствие знать, чем он занимается. Она сняла с себя корсет, рубашку и чулки, развешивая на ширме один за другим эти предметы одежды.
— Ты знаешь, как подлить масла в огонь, не так ли? — с восхищением сказал он, наблюдая за этим.
— Я стараюсь, — отозвалась она. Неизвестно почему засмущавшись, Кири вынула шпильки из густых темных волос и тряхнула головой. Волосы блестящей волной упали до талии.
Сделав глубокий вдох, она вышла из-за ширмы. О том, что она красива, ей говорили, еще когда она была своенравным ребенком. Сейчас настало время проверить правдивость этого утверждения.
Судя по выражению лица Маккензи, она выдержала испытание.