Совсем не респектабелен

— Может быть, и так, но она хотела причинить боль и мне. Иногда ей доставляло удовольствие поиграть со мной, но чаще всего она оставляла меня со своей служанкой, которая стала моей нянюшкой. В тот злополучный день, — продолжал Мак, прерывисто дыша, — она заявила, что его чертова светлость кое о чем пожалеет: сначала она убьет меня, а потом себя.

Глава 34

Трудно было поверить тому, что сказал Маккензи, но и не поверить было нельзя. Кири посмотрела на него. Он уже был без галстука, и она, осторожно расстегнув его сорочку, распахнула ее. Чуть выше ключицы виднелся неровный шрам.

— Я кричал и вырывался, поэтому рана получилась неглубокой, — пояснил он, — хотя крови было много. Видимо, она решила, что со мной покончено, и хорошо поставленным голосом Джульетты, решившейся на самоубийство, воскликнула: «Еще пожалеет его грязная светлость!» — и вонзила кинжал в свое сердце.

— А ты был рядом и все это видел? — Она с трудом сдержала слезы, понимая: боль, которую она сейчас испытывает — лишь бледная тень той боли, с которой он прожил большую часть своей жизни.

Он кивнул.

— Когда она вонзила кинжал, на ее лице появилось странное выражение, казалось, она не ожидала, что боль и кровь будут настоящими. Будучи актрисой, она не всегда видела разницу между сценой и реальностью. Несколько раз она лихорадочно глотнула воздух, потом опустилась на пол и… истекла кровью.

И оставила сына с неизгладимым воспоминанием о матери, умирающей в луже крови! Будь проклята эта женщина, подумала Кири, умудрившись довольно спокойно сказать: .

— Она, должно быть, была сумасшедшая.

— Немного, — вздохнув, сказал он. — Мне посчастливилось унаследовать достаточно мастерсоновского здравомыслия, чтобы не попасть в сумасшедший дом. Теперь ты понимаешь, почему Уилл стал для меня самым важным человеком в мире.

— Он воплощал для тебя стабильность, любовь, он признавал в тебе человека, — сказала Кири, подумав, что нужно получше узнать лорда Мастерсона. Она встречала его — он был одним из ближайших друзей Эштона, — но не была с ним близко знакома. Мастерсон был крупным, спокойным мужчиной, внешне очень похожим на Маккензи, но более уравновешенным.

— Если бы не Уилл, я стал бы подмастерьем у какого-нибудь ремесленника или гнул спину в работном доме. Меня очень расстроило, когда он пошел в армию, — пожертвовать можно было мной, но не Уиллом.

— Тобой нельзя пожертвовать! — возразила она и поцеловала шрам от удара материнского кинжала. — Когда я подумаю, что могла бы никогда не встретить тебя…

Она почувствовала, как участился его пульс под ее губами.

— Тебе было бы гораздо лучше вовсе не знать меня, моя королева-воительница, — прошептал он, но его руки уже скользнули вокруг ее талии.

Она подняла голову и взглянула ему в лицо.

— Возможно, трудно правильно оценить себя, когда так относится к тебе собственная мать. У тебя есть сила духа и чувство чести, унаследованные от предков твоего отца, остроумие и очарование твоей матери, и все эти качества делают тебя незаурядным человеком, Деймиен Маккензи.

Выражение его лица смягчилось.

— Вы слишком верите в меня, миледи.

— А ты веришь в себя слишком мало, — сказала она и, глядя ему прямо в глаза, добавила: — Я не хотела бы причинить ущерб твоей чести, но мне очень хотелось бы утешить тебя. — Подавляя разгорающуюся страсть, она нежно поцеловала его.

И все же обоюдная страсть вспыхнула ярким пламенем, растопив все их благие намерения. Он обнял ее.

Она крепко прижалась к нему, и они незаметно для себя оказались в кровати. Когда она снова его поцеловала, его руки уже гуляли по всему ее телу.

В комнате было довольно темно, но его красивое, словно высеченное резцом скульптора лицо отчетливо выделялось на белой подушке.

— Ты не хочешь воспользоваться моей молодостью и относительной невинностью. Но ведь я могу воспользоваться твоей зрелостью и великолепным опытом?

Он рассмеялся и крепче обнял ее.

— Разве могу я сопротивляться тебе? — сказал он хриплым голосом. — Ты предлагаешь радость и здравомыслие, а я… я очень нуждаюсь и в том, и в другом.

— И то и другое в твоем распоряжении. Бери, дорогой мой Деймиен.

— И нереспектабельный Деймиен тут как тут.

— Это во многом составляет часть твоего обаяния, — сказала она и, наклонившись, поцеловала его в шею, запустив пальцы в густые волосы. Потом распахнула его сорочку и нежно провела рукой по обезображенной спине.

— У тебя холодные пальцы!

— Ты их быстро согреешь, — сказала она с гортанным смехом и попыталась снять с него сорочку.

Пришлось ему помочь ей, пытаясь при этом скрыть вздыбившуюся плоть. Он замер, когда ее рука скользнула внутрь бриджей. И когда она коснулась его мужского достоинства, холода в ее пальцах как не бывало.

— Не так быстро!— тяжело дыша, взмолился он. — Я слишком долго не ужинал, я очень голоден…

Она прогнулась, когда он поцелуями стал прокладывать дорожку вниз по ее телу. А когда его умелые губы добрались до самой чувствительной части ее тела, волна чувственного наслаждения подхватила ее, погружая в состояние блаженства.

Чудесная, восхитительная вещь!