Совсем не респектабелен

— А как быть с тем, что Керкленд обнаружил твое кольцо на пальце убитого человека?

— Он, должно быть, украл его с моей руки, — ответил Маккензи. — Керкленд будет утверждать, что именно сочетание обнаруженного кольца и его потрясение и привело к ошибке в опознании.

Кармайкл был заинтригован:

— А я могу сказать, что не был убежден в твоей смерти и провел собственное небольшое расследование.

— Отлично! Ты можешь отыскать меня в больнице Святого Варфоломея. С травмой головы я мог бы находиться там несколько месяцев. — Он улыбнулся Кири, и она растаяла от его улыбки. Ну почему по сравнению с ним любой мужчина кажется скучным занудой?

— Все это очень интересно, — вмешалась в разговор Кэсси, — но нам нужно пошевеливаться, если мы хотим, чтобы Керкленд был с нами ко времени великой сенсации.

Все принялись разыскивать свои плащи и шляпы. Кири надеялась, что у аптекаря, услугами которого пользовались ее родители, найдется кора хинного дерева. Малярия — серьезное заболевание, оно может привести к летальному исходу.

В бесконечных ночных кошмарах он, преследуя убийц, то полз сквозь обжигающе горячие пески, то скользил по льду. Он пытался остановить убийц, но не мог и приходил в отчаяние от своей беспомощности.

Сознание возвращалось к Керкленду медленно. Первое, что он увидел, был потолок. Ничего особенного в нем не было — потолок как потолок. Потом ему вздумалось повернуть голову. Сделать это оказалось чертовски трудно.

Он поморгал глазами, пытаясь сфокусировать зрение на окружающей обстановке, и понял, что находится в доме Маккензи. В гостевой комнате, где он несколько раз останавливался прежде. Но почему?

— Так, значит, вы решили присоединиться к живым, — услышал он. Прохладная рука опустилась на его лоб. — Жар наконец прекратился. Если вы голодный и если попросите как следует, то я, возможно, найду для вас немного куриного бульона.

— Кэсси? — Он взглянул на нее. Под глазами у нее были темные круги. Он смутно припомнил, как метался в постели, как его заставляли пить горький чай, как сбрасывал одеяла, когда начинался жар. — Сколько времени я находился без сознания?

— Три дня. Приступ болотной лихорадки. Очевидна, вы пришли поздно ночью в дом Маккензи, и у вас начался приступ. Его слуги нашли вас здесь в бессознательном состоянии только на следующее утро.

— Три дня! — Он попробовал сесть, но ничего не получилось.

— Веди себя как следует, Джеймс, — строго сказала она. — Ты чуть было не отправился к праотцам, потому что очень плохо заботишься о себе. Ты не встанешь с этой постели, пока не восстановятся силы.

Он даже не подозревал, что она знает его имя.

— Буду вести себя хорошо, — послушно согласился он.

Она усмехнулась:

— Это только потому, что ты слишком слаб и не сможешь далеко уйти.

— Это ты все время поглаживала мой пылающий лоб?

— Мы делали это по очереди с твоим слугой, и Кири приходила несколько раз. Кстати, она принесла иезуитскую кору, без нее тебя, возможно, до сих пор трепала бы лихорадка. А самое главное, нам всем можно доверить твои секреты, Некоторые из них весьма интересны, Керкленд.

Он застонал, не зная, что именно рассказал в бреду.

— Ты, конечно, будешь хранить тайну в обмен на ежегодную ренту, которая обеспечит тебе безбедное существование на всю оставшуюся жизнь. — Он тут же пожалел, что сказал это: всякий раз, отправляясь во Францию, она не была уверена, что вернется.

Но Кэсси лишь улыбнулась.

Слишком утомленный, чтобы продолжать дружеское подтрунивание, он спросил:

— А как насчет заговора? И открытия сессии парламента?

— Пока никаких убийств, — сказала она успокаивающим тоном. — И даже никаких попыток: Роб Кармайкл регулярно координирует информацию из твоего кабинета. Может быть, эти злодеи отказались от своей затеи?

— Нет. — Керкленд был в этом уверен. Ему подсказывало это шестое чувство, которое развилось у него за долгие годы работы, — Дамоклов меч все еще висит и ждет своего часа.

— Именно этого я и боюсь, — сказала Кэсси, у которой тоже была отлично развита интуиция. — Это как моток пряжи. Пока не найдешь конец, моток не размотаешь.

Он закрыл глаза, понимая, что она права. Какая-то мысль копошилась на задворках сознания и не давала ему покоя. В ту ночь, когда он пришел сюда, до того, как его свалила с ног лихорадка… Он принялся копаться в своей памяти: письма для Маккензи… Он просматривал их в его кабинете… Одно привлекло внимание. От контрабандиста в Кенте… Судя по всему, что-то серьезное.

— Я возьму почту и сегодня же отнесу ее Маку, — сказала Кэсси и улыбнулась: — Будь он жив, он был бы уже здесь. А ты теперь отдыхай.

Кэсси в тот вечер пришла усталая, но спокойная.

— Керкленду лучше? — спросил Мак.

— Его уже не лихорадит, и сознание к нему вернулось, но он слаб, словно новорожденный котенок.

— После лихорадки так и бывает, — заметила Кири, — но по крайней мере самое страшное позади.

Мак усилием воли заставил свой взгляд вернуться к Кэсси, потому что у него появилась отвратительная привычка смотреть не отрываясь на Кири. Последние три ночи они провели вместе, и чем больше он был с ней, тем сильнее она его влекла.