Надежды на османскую интервенцию с самого начала были беспочвенными, а после поражения османов в октябре 1918 года с ними пришлось окончательно распрощаться. Миссии оказались почти безрезультатными. Однако связь с османами оказалась плодотворной в других отношениях, чему отчасти способствовало решение большевиков «освободить» всех военнопленных после подписания Брест-Литовского договора. Это означало, что примерно 65 000 османских военнопленных, большинство из которых содержались в лагерях в российской провинции и в Сибири, оказались брошены на произвол судьбы [Yanıkdağ 2002, 1: 229; Taşkıran 2001: 62–63]. Для многих из них путь домой лежал через Среднюю Азию, где они принимали участие в политических событиях того времени. В течение двух с половиной лет, с весны 1918 года до конца 1920 года, присутствие османских военнопленных было важной чертой городской жизни. Многие из них поступали на работу в новые школы, которые открывались под эгидой СССР, и положили начало целому ряду молодежных политических организаций отчетливо тюркистской направленности. Несколько необычной фигурой был Саид Ахрари, османский офицер среднеазиатского происхождения (его отец эмигрировал из Худжанда), которого судьба вернула на родину предков. Весной 1918 года Ахрари учредил в Ташкенте местное отделение «Турк оджаги» («Турецкого очага», сети националистических клубов в эпоху младотурков) [Аҳророва 1998: 12–60]. Другая организация, под названием «Турк Ўртоқлиғи» («Тюркская дружба»), недолгое время выпускала газету «Турк сўзи» («Тюркское слово»), которая стремилась, согласно девизу на первой полосе, «освободить тюркский народ от рабства в политике, экономике и просвещении и тем самым создать истинную тюркскую цивилизацию» («Турк миллатини сиёсий, иқтисодий ва илмий асоратдан қутқориб чин бир турк маданиятини вужудга кетурмак»). В числе авторов этой газеты были Гази Юнус и Саид Ахрари[133]
. В школах под управлением военнопленных сложился особый военный уклад (см. главу 6). Кроме того, османские военнопленные создали первые в Средней Азии отряды скаутов, где особое внимание уделялось дисциплине и физической форме, а также ряд других полувоени-зированных молодежных групп (тўдалар) с характерными названиями, например «Турк кучи» («Тюркская мощь»), «Турон кучи» («Мощь Турана»), «Темур» и «Тараққий» («Прогресс»)[134]. Именно в этой среде возникли тайные общества, стремившиеся организовать подпольное национальное движение.Османский эпизод оказался недолгим, поскольку к концу 1920 года большинство военнопленных либо разъехались, либо были депортированы. Лишь немногие османские военнопленные были ярыми поборниками тюркизма. Для большинства из них преподавание было просто работой, которая давала возможность прокормить себя и оплатить дорогу домой[135]
. В школах и клубах, где они работали, сформировались подходы и методы, зародившиеся за пределами российской сферы притяжения. В таких школах учились многие из тех, кто стали в 1920-е годы выдающимися общественными деятелями, однако эти школы также подвергались критике и за военизированный уклад, и за обучение на османском языке (см. главу 6). Тюркизм не сводился к османскому присутствию и не зависел от него.