Созданная для нуара

— Шея у нее сломана была. Но тут ведь, какое дело, не определишь уже, сама свернула, когда падала, или сломал кто, — задумчиво протянул он. — Может, просто оступилась, поскользнулась, упала в воду, ударилась…

— А как ее опознали? Я хочу сказать, это точно она была? Ведь столько времени прошло…

— По перелому, руку она ломала года за три до того, как пропасть.

Я закивал: да, верно, ломала. Упала с качелей, и…

— А ты, Игорь, просто так интересуешься или повод есть?

— Да нет, просто, — ответил я, переваривая сказанное. — Недавно пропала одна моя знакомая, вот я и вспомнил про Юлию. Вернее, пропала она раньше, а теперь вот нашлась.

— Что еще за знакомая? — спросил дядя Леша так сурово, что я рассказал ему про Леночку.

— Да-а, бывает, — буркнул дядя Леша и, совсем как в тот раз, сжал на миг мое плечо. — Сочувствую. И что, тебе кажется, есть какая-то связь между этими смертями?

— Нет… То есть… Я даже не знаю. Такое совпадение, понимаете? Я же фотографировал их обеих. Вот и лезет в голову всякое…

— Затолкай его обратно это «всякое», туда, откуда вылезло! Пришла в голову чушь, а ты бегаешь, рассказываешь всем. Сам на себя беду накликаешь.

Я вздрогнул. Он говорил почти тоже, что Лера.

— Так я и не всем. Вы-то с детства меня знаете…

— Я знаю, а другие не знают!

Дядя Леша поднялся, взял свою сумку. Сквозь тонкий пластик пакета было видно банку меда и малинового варенья, пачку макарон, батон черного хлеба, лимон.

— Пойду я, Игорь. Заболтался тут с тобой, а мне лежать надо. Грипп, будь он неладен. А ты выбрось, выбрось из головы свои совпадения. Юлия твоя была девица крепкая, а ты хлюпик, едва ей по плечо. Не справился бы, — буркнул Алексей Петрович и ушел, хлопнув дверью подъезда.

Я остался стоять, глядя на обклеенную объявлениями дверь, и пытаясь осмыслить сказанное. Что значит «не справился бы?». Что он имел в виду? Я же не говорил, что причастен к случившемуся! Или… Неужели так действительно можно подумать?

Мне стало не по себе, и я поспешил прочь. Наверное, мне и правда не стоит идти к следователю со своими нелепыми сомнениями. Начнут копаться в моей жизни, наткнутся на эту историю с Юлией… Нет, надо раз и навсегда забыть и о ней, и о Лене. У меня есть любимая работа, есть лучшая в мире муза, надо жить и радоваться, а не копаться в прошлом!

Я забрал фотографии и вернулся домой с твердым намерением раз и навсегда позабыть обо всех неприятностях. Сварил кофе, устроился в кабинете.

Лера и правда вышла на удивление хорошо, пожалуй, даже лучше, чем в жизни. Камера любила ее, мою идеальную модель. Когда она увидит эти снимки, поймет, что я был прав, и уже не будет отказывать мне, не станет жаловаться на усталость и нефотогеничность. Я открою ее красоту для нее самой, для мира, сделаю счастливой. Мой ритуал будет завершен, а там, кто знает… Может быть, вместе мы придумаем новый ритуал, ритуал только для нас двоих.

Написав на конверте «Лера», я благоговейно вложил в него фотографии. Потянулся к нижнему ящику, который так и не закрыл утром и, помедлив, достал конверт с фотографиями Юлии и Лены. Наверное, мне стоит уничтожить их вместе со всеми воспоминаниями — хорошими и плохими…

Неожиданно меня охватила острая жалость и невыразимая грусть. На смену им пришло возмущение. Почему я должен расставаться с этими снимками? Они — часть меня, моей души, истории моей жизни. На этих фотографиях обе девушки живы и прекрасны! Именно благодаря мне они останутся такими навсегда. Благодаря мне смерть не властна над ними!

Я решительно высыпал на стол фотографии Юлии. Я так давно не видел мою девочку, мою первую возлюбленную, мою первую музу… Я не обязан забывать, я хочу помнить!

Я перебирал фотографии, узнавая их, словно старых друзей, с которыми не виделся много лет. Вот Юлия сидит у распахнутого окна, положив локоть на подоконник. На улице идет дождь, по мокрому стеклу распластался желтый кленовый лист. Юля касается стекла кончиками пальцев. Она недавно вернулась с юга, ее лицо и руки темны от загара.

Вот Юля, закутанная до самого носа теплым шарфом, весело щурится, стоя у заснеженных кустов у нас во дворе. Из-под вязаной шапочки с помпоном выбиваются темные пряди. Ее рук не видно, но в одной из них она держит снежок, которым хочет запустить в меня.

А вот первый звонок в восьмом классе. Белая блузка, легкомысленный бантик в волосах, короткая юбка в складочку, шарик в руке… Невинная школьница, мечта извращенца… И тут же услужливое воображение подсунуло мне отвратительную картинку, которую я вовсе не хотел видеть. Я швырнул фотографии на стол. Да что же это такое! Перестану я когда-нибудь думать об этом или нет?! Несколько карточек упали на пол. Одна была незнакома мне. Удивленный, я потянулся к ней, поднял.