Создатель звезд

— Я… я подумаю об этом, — тихо произнес Доктор Коэн.

— О'кей. Но не думай целую вечность. Я должен получить ответ к утру. Хорошо, малыш?

— Хорошо. Значит, до завтрашнего утра.

Коэн ушел. Бастионе проводил его уверенным взглядом. Когда нуждающийся человек говорит, что он подумает, ответ всегда оказывается положительным. Человек думает лишь о моральных оправданиях своего согласия.

Несколько факторов представлялись важными для Доктора Айседора Коэна. Деньги казались на удивление большими. Он никогда столько не зарабатывал. К тому же он не был уверен в том, что получит должность в «Раше».

Проблемы его сегодняшней жизни требовали того, чтобы он принял предложение Бастионе. Но какая-то часть его души решительно возражала. Он происходил из либерально настроенной еврейской семьи. Его отец был в большей степени социалистом, нежели евреем. Если бы Норман Томас прибыл в город на Йом Кипур, то Сэмюэл Коэн, несомненно, оказался бы на его традиционной лекции в Еврейском институте. Сэмюэл Коэн не обрадовался бы тому, что его сын ведет себя, как штрейкбрехер.

Однако посмотри на отца, сказал себе Айзи. На старого неудачника. Все его принципы, теории, забота о человечестве не принесли пользы ни ему, ни другим. Может быть, самое правильное, умное решение заключается в том, чтобы подыгрывать системе изо всех сил, сколотить капитал и стать действительно полезным людям либералом.

Как и предполагал с самого начала Бастионе, Доктор Айседор Коэн принял предложение.

Всю первую неделю, проходя мимо пикетчиков, Айзи ощущал себя предателем. Но он еще никогда не держал в своих искусных, ловких руках суммы, равной его недельному гонорару. Заметив его ликование, Бастионе сказал:

— Неплохо, малыш? Я держу свое слово. Я никогда не лгу. Никогда!

Желая не столько пожаловаться, сколько скрыть свою радость, Айзи сказал:

— Да. Это здорово. Но когда я вижу глаза несчастных парней, пикетирующих…

— Они сами виноваты, тупые даго! — со злостью в голосе выпалил Бастионе.

Следующим вечером, когда Айзи пришел на работу, пикетчики уже исчезли. Позже он узнал, что кастеты и взятки полицейским сделали пикетирование «Ше Пари» опасным занятием.

Возмущенный Айзи отправился к Бастионе; мускулистый человек, похоже, искренне обиделся.

— Господи, малыш! Я сделал это ради тебя. Ты сказал, что тебе не нравится, как они смотрят на тебя каждый вечер. Господи! Становись мужчиной, малыш!

В конце второй недели Кошачий Глаз попросил Айзи Коэна создать второй ансамбль для другого чикагского клуба, также принадлежащего Бастионе. Затем еще один — для клуба в Цицеро. Потом четвертый — для клуба в Хэммонде.

Через три месяца забастовка кончилась. Профсоюз распался. Музыканты, залезшие в долги, вернулись к работодателям. Они были готовы играть на любых условиях. Но их места оказались занятыми. Кошачий Глаз решил не брать их назад.

Айзи не мог смириться с этим. Хоть он и находил оправдания своему поведению в недавнем прошлом, он не мог делать деньги за счет семей тех музыкантов, которые лишились работы. Он отправился к Бастионе, чтобы заступиться за уволенных. Мускулистый мужчина гладил пальцем заколку на галстуке, украшенную «кошачьим глазом». При этом он улыбался. Его улыбка делала Айзи нерешительным.

Когда Айзи замолчал, Кошачий Глаз подался вперед и произнес:

— Малыш, это была славная речь. Я бы хотел, чтобы мне писали такие речи. Я тронут. Вот что я сделаю. Ты хочешь, чтобы эти тупые даго снова работали. Хорошо! Они будут работать на тебя!

В первый момент Айзи ничего не понял. Он решил, что это — очередная жестокая шутка Бастионе. Что он уволен вместе с бунтовщиками-музыкантами. Но он ошибся. Бастионе продолжил:

— Я встречался с ребятами. Мы не забываем оказанные нам услуги. Благодаря твоей работе в Чикаго нигде в стране нет музыкальных профсоюзов. Желая выразить тебе свою благодарность, ребята решили, что отныне ты будешь нанимать ансамбли для их клубов по всей стране!

Бастионе объяснил ситуацию. Он и его «друзья» владели всеми важнейшими ночными клубами страны или контролировали их. Эта сеть состояла из сорока двух клубов, находящихся в Чикаго, Нью-Йорке, Балтиморе, Бостоне, Детройте, Лос-Анджелесе, Вашингтоне, Кливленде и Сан-Франциско. Найм ансамблей для сорока двух больших клубов мог еженедельно приносить минимум четыре-пять тысяч долларов. Конечно, Айзи придется нанимать людей, которые будут заниматься поиском талантов, следить за исполнением условий контрактов, собирать деньги, распределять их, но Бастионе был уверен, что Доктор сможет уносить из офиса еженедельно две тысячи «зеленых». Разве не был он умным, хитрым евреем?

— Ни один Доктор в Чикаго, даже самый лучший, не зарабатывает столько, — уверенно произнес Бастионе.

Айзи на мгновение задумался; Бастионе ждал, улыбаясь; он был горд тем, что способен так отблагодарить Доктора. Затем Айзи осмелился раскрыть рот, надеясь, что ему удастся говорить, не запинаясь.

— О'кей, мистер Бастионе. Но…

— Сукин сын! — взорвался Бастионе. — Почему нельзя договориться с евреем без всяких «но»?

Наконец он немного успокоился.

— Хорошо. Что еще за «но»?