Гэри Ван Хаас

Создатели

Миру…

Клинок я видел ледяной,

Над изобильным краем он

Рукой жестокой занесен.

Здесь алчность держит строй!

Я слышал, гимны ей поют

За морем в биваках,

И письмена ее читал при меркнущих свечах.

Лихие дни грядут!

Гласила тусклая скрижаль:

«Чего добром не даст мне враг,

Неся мучения и страх,

Отнимет злая сталь!»

Сына Божьего распяли,

Чтобы смыть грехи людей,

А солдат на смерть послали,

Чтоб нажился богатей!

Марк Твен, «Современный боевой гимн республики», 1901 год

Глава 1

Черные тучи грозились пролиться дождем. Дэниэл вышел из надежно охраняемой укрепленной студии и направил машину в каменный ад раздираемого войной Южного Лос-Анджелеса. Чем дальше он проезжал в Зону экономического развития, тем хуже становились дороги. Западный комитет по ресурсам и энергетике разрешил жителям зоны пользоваться электричеством до четырех часов в сутки и получать по два галлона воды на семью. Таким образом комитет пытался предотвратить бунты, когда правительство в очередной раз вывело с юга войска Национальной гвардии. Нового вторжения ожидают не позже, чем через месяц. Дэниэл мрачно сообщит о нем на фоне кадров, снятых камерами слежения с треугольных беспилотников телекомпании «Глобнет», которые кружат над сельскими районами и местами важных событий, как стаи черных стервятников.

Сегодня в вечернем выпуске новостей Дэниэл Руперт назвал новые правила «энергичной мерой для повышения благосостояния и расширения возможностей жителей Южного Лос-Анджелеса». Он спрашивал себя, подходит ли для такого случая слово «повышение», ведь оно подразумевает, что какое-то благосостояние у людей уже есть. Конечно, за это слово, так же как за всю бодрую интонацию новости, отвечала телекомпания. Рядовой ведущий новостей не мог предлагать правки. Руперт был просто симпатичной «говорящей головой», и зрители верили любым его сообщениям, даже если он лгал.

На разбитом шоссе 405 его новый отполированный «Форд Блюхок» 2035 года с низкой подвеской бросался в глаза, как щедрая приманка. Каждый раз, проезжая под заброшенным путепроводом, Дэниэл прибавлял скорость. Иногда в темноте под мостами скрывались налетчики, выжидавшие привлекательную добычу. Они останавливали машины, заложив в трещины дороги самодельную взрывчатку, или старым добрым способом — автоматной очередью. По крайней мере так Руперт объявлял в новостях по местному телевидению. Грань между реальным миром и картинкой для аудитории казалась ему зыбкой и проницаемой, потому что он и сам не знал, когда говорил правду, а когда нет. Он просто зачитывал текст.

На этом участке шоссе все въезды на федеральную автостраду были засыпаны мусором и обломками после землетрясения. По сторонам от дороги, огороженной ржавой колючей проволокой и железной сеткой, тянулись старые бетонные здания. В большинстве из них свет не горел, и лишь изредка в каком-нибудь оконном проеме вспыхивал красный отблеск открытого огня. Четыре часа электроснабжения, пожалуй, были преувеличением. Может быть, Западный комитет по ресурсам и энергетике подавал электричество на час, а скорее всего, не подавал вовсе. О смягчении правил просто объявили, чтобы жители безопасных оазисов, вроде Беверли-Хиллз и округа Ориндж, думали, будто о дикарях с юга хоть как-то заботятся.

Недели через три-четыре Руперт будет зачитывать перед камерой новое сообщение: жители Южного Лос-Анджелеса намеренно повредили трансформаторы и линии электропередачи или использовали поступавшее электричество для организации восстания, поэтому энергоснабжение необходимо снова прекратить. Коллеги Руперта соберутся на аккуратно постриженном поле для гольфа, где деревья скрывают электрошоковый забор из колючей проволоки. Они будут потягивать напитки со льдом и качать головами, сокрушаясь, что этим людям просто невозможно помочь.

Чтобы поддержать официальную версию, район снова оккупирует Национальная гвардия. Несколько сотен подростков и молодых мужчин схватят и упекут в переполненные особые тюрьмы, а состоятельные господа вернутся к обычной жизни и будут довольны, что все возможные меры приняты.

Руперту не следовало ездить на юг. Он жил на севере, в районе Бель-Эйр, у него был трехэтажный дом в безопасном коттеджном поселке за высокой стеной. Окна всех особняков выходили на сквер с игровой площадкой, которую откормленные местные дети обходили стороной. На юге Руперт был чужаком.