Сожгите наши тела

Это то, что я могу сказать вместо «я люблю тебя». Это мой способ позаботиться о себе.

На секунду она морщится. Я вижу, как она смаргивает слезы, и чувствую, как мои глаза тоже наполняются слезами.

– Когда-нибудь? – повторяет она. С усилием сглатывает, сжимает кулаки. Я жду взрыва. И вижу, как он проходит через ее тело, вижу вспышку за ее закрытыми глазами. Но она говорит:

– Хорошо.

Она говорит:

– Когда-нибудь.

И это самое доброе, что она когда-либо делала.

Тридцать

Похороны Миллеров приходятся на самый жаркий день лета. Мы с Илаем держимся рядом, сидим вместе в первом ряду, в нескольких футах от трех гробов.

– Не рассказывай, – попросил он утром, едва я появилась на ступенях церкви в черном платье, которое мне одолжила мама. – Я буду спрашивать. Но ты все равно не рассказывай, что там было, в их доме.

Прошла неделя, но мне все еще кажется, что это было вчера. Миссис Миллер все еще тянется за телефоном. Мистер Миллер все еще лежит в гардеробе, загораживая дочь от ружья. Бабушка сказала, что ей нужна была только Тесс. Он мог отойти, но не стал.

– Не буду, – пообещала я. Это было нетрудно. Я не хочу вспоминать.

Бабушке похороны не устраивали. В тот же вечер мама уехала из города и вернулась в нашу калхунскую квартиру. Когда я думаю о них с Верой, то представляю их на крыльце Фэрхейвена в свете бесконечного дня. Я слишком далеко и не могу разглядеть лиц, но я знаю, что они смотрят на меня.

Я ночую у Илая – он уступил мне комнату, а сам спит на диване. Каждый день Коннорс заезжает за мной и отвозит в участок, где рассказывает что-нибудь новое. В один день – о пустых банковских счетах. В другой – о накопившихся долгах. Называть все случившееся делом рук бабушки очень легко.

Ведь так все и было. Бабушка убила Миллеров. Бабушка обработала землю. Бабушка, бабушка, бабушка. Но огонь добрался до ридицина, превратил кости во что-то микроскопическое, меньше праха, и, когда я предложила полиции осмотреть рощу, они ничего не нашли. Совсем как было с Кэтрин. Мама не зря говорила про спасительный огонь.

Мне не по себе от мысли, что никто не узнает правды. Даже тех ее частей, что касаются только меня.

Илай покашливает и придвигается ближе, чтобы освободить место для Коннорса и его жены. В церкви не протолкнуться, весь Фален собрался попрощаться с первой семьей города. Когда-то это были Нильсены. Задолго до этих событий. А теперь полицейские не отдают то, что осталось от тела бабушки, – да и зачем бы? Чтобы я могла ее оплакать? Это я в состоянии сделать и сама.

Гроб Тесс стоит между гробами ее родителей. Белый, лакированный, с распечатанной школьной фотографией в цветочном венке. На фото она ничуть на себя не похожа. Но Илай смотрит на нее так, словно не может дышать, и я тихонько сжимаю ему запястье.

Священник выходит вперед, и начинается служба. Я закрываю глаза, делаю вид, что молюсь. На самом деле я уже не здесь. Я там, вернулась в тот день, который продолжает тянуться у меня в голове.

До моего восемнадцатилетия осталось три недели. Еще три недели в доме Илая, где я помогаю ему разобрать вещи Тесс и решить, что сохранить на память. Они выбрали друг друга – Илай и Тесс. Вместе построили свой мир и вместе решили, что этот мир чего-то стоит. Что бы ни ждало меня в будущем, я хочу сделать то же самое.

Священник продолжает говорить. Скоро все закончится. Я выйду отсюда и пойду куда хочу – пока не знаю куда, но у меня есть время, чтобы определиться. У меня есть время, чтобы построить свою жизнь. Время решить, хочу ли я впускать в эту жизнь маму.

Летний день. В небе светит солнце, а легкий ветерок мягко колышет зеленое море. На свежевыкрашенном крыльце Фэрхейвена стоят две – нет, три женщины с одинаковыми лицами. На горизонте полыхает пожар. Я могла бы остаться в нем навсегда – в этом воспоминании о жизни, которой у меня не было.

Я открываю глаза, и с очередным вдохом в груди раскрываются крылья.

Оставь его, говорю я себе. Пусть себе горит. Меня ждет новая я.

Благодарности

Я переписывала эту книгу столько раз, что уже не помню толком, что внутри, зато помню, сколько поддержки получила от окружающих меня людей. Во-первых, я бы хотела поблагодарить своего гениального редактора, Кристу Марино, которая терпеливо читала и перечитывала эту книгу и позволила мне экспериментировать до тех пор, пока мы не нащупали правильное направление. Я не знаю, чем стала бы эта книга без тебя, – вероятно, бессмысленным потоком сознания во втором лице.

Спасибо моим агентам – Дейзи Паренте, Ким Уизерспун и Джессике Милео, а также всем сотрудникам Lutyens & Rubinstein и InkWell, которые всегда были готовы прийти мне на помощь и находили ответы прежде, чем я успевала сформулировать вопрос.