Сожженные революцией

«Швейцар противоположного дома рассказал мне следующее. У подъезда гостиницы торчали двое каких-то господ, один из них высокий, полный, и разговаривали, видимо, поджидая кого-то. Только что поравнялась с ними карета, в которой ехал на вокзал Плеве – один из них кинул бомбу и грянул оглушительный удар. Карету разнесло вдребезги. Кучера откинуло на мост и его замертво унесли в больницу; лошадей искалечило. Министр остался на месте в страшно изуродованном виде, с сорванной нижней частью лица: на него было страшно смотреть. На тело накинули шинель.

Кидавшие бомбу были ранены: один упал, другой с окровавленной шеей стоял, держась за чугунный столб навеса подъезда, и шатался. Кроме них, говорят, пострадало до 16 человек прохожих и находившихся в соседних домах…»[56]

Число раненых бомбистов удвоилось в потрясённом сознании швейцара. На самом деле арестован был один – в крови, растерзанный и оглушённый взрывом. Потом установят его имя: Егор Созонов, бывший студент, из пермских староверов. Но беседовавший с ним у подъезда гостиницы господин действительно был, только вовремя успел исчезнуть. Высокий? Да, 183 сантиметра. Полный? Это, наверно, так показалось: господин одет был по-барски и вообще выглядел барином, а в глазах швейцара – что барин, то и полный.

С убийцей Плеве за считанные минуты до убийства мог беседовать один человек: Борис Викторович Савинков. Тот самый, что бежал из вологодской ссылки год и один день назад.

Из «Книги стихов» Бориса Савинкова, изданной посмертно в 1931 году:

Я шёл, шатался,Огненный шар раскалялся…МостоваяПылалаБелая пыльОслепляла

Чёрная теньКолебалась.В этот июльский деньМоя силаСломалась.Я шёл, шатался

Огненный шар раскалялся…И уже тяжкая подымаласьРадость.Радость от века, —Радость, что я убил человека.

 VII

Ничего особенного

Был мальчик – вот он, в коротких штанишках, широкополой шляпочке и матроске, милый ухоженный ребёнок. Это он такой в бытность его семьи в Варшаве, а родился он в Харькове, тоже городе интеллигентном, университетском. И семья интеллигентная, дворянская, хорошая. Савинковы.

Вот интересно, как из таких милых мальчиков получаются революционеры, террористы, тираны и прочие злодеи? Всё-таки – кудряшки, белая матроска, короткие штанишки… А потом – кровавые ошмётки на мостовой…

И – «радость, что я убил человека».

Савинковы переехали в Варшаву, когда мальчику Боре ещё не было трёх лет. Русские в этом городе держались близко друг к другу и, конечно же, друг друга знали, особенно те, кто близок по общественному положению. Отец семейства Виктор Михайлович Савинков наверняка знавал профессора государственного права Александра Львовича Блока – ведь сам он был тоже правовед, военный юрист, и в молодости не чуждался учёных трудов: в 1869 году в Петербурге было отпечатано отдельной книгой его исследование «Краткий обзор исторического развития военно-уголовного законодательства». Коллегам было о чём поговорить. Впрочем, профессор Блок слыл чудаком и нелюдимом. Он получил кафедру в Варшавском университете года за три до того, как Савинков был переведён в Варшаву на должность товарища прокурора окружного военного суда. У Савинкова к тому времени было двое сыновей, Александр и Борис (младший Виктор и две дочери, Вера и Софья, появятся на свет уже в Варшаве). Единственный сын Блока жил с матерью в Петербурге. Тут таилась какая-то тёмная история, о которой сплетничали в варшавско-русском обществе. Этот сын, Саша, был ненамного младше Бори, а именно на год и десять месяцев. Если бы не разлад в семействе Блоков, Саша и Боря могли бы расти соседями, друзьями.

Дата рождения Бориса Викторовича Савинкова – 19 января 1879 года.