Сознание и медитация: новая надежда, новое утешение

Он так и не женился. Одна женщина даже сделала ему предложение, но он сказал: «Мне надо подумать». Вероятно, это был единственный в своем роде случай – обычно предложение делает мужчина. Должно быть, она долго ждала и, когда поняла, что этот мужчина не собирается делать предложение, сделала его сама. И что он сказал? «Мне надо подумать». Он три года размышлял над всеми доводами в пользу брака, над всеми доводами против, и беда была в том, что все они были равносильными, уравновешивающими и нейтрализующими друг друга.

Итак, спустя три года он пошел и постучал в дверь дома этой женщины, намереваясь сказать ей следующее: «Мне трудно прийти к заключению, так как доводы за и против одинаково обоснованы и весомы, и я не могу ничего сделать, прежде чем не обнаружу, что один вариант более логичный, научный и философский, чем другой. Так что, прости меня, пожалуйста, и выходи замуж за кого-нибудь другого».

Дверь открыл отец этой женщины. Кант спросил, может ли он видеть его дочь. Отец ответил: «Вы пришли слишком поздно: она уже вышла замуж, у нее даже есть ребенок. Вы еще тот философ: пришли дать ей ответ через три года!»

Кант сказал: «Так или иначе, ответ не был „да“, но вы можете передать своей дочери, что я так и не смог решить. Я очень старался найти решение, но нужно быть честным: я мог бы обмануть себя, выдвигая только положительные доводы и опуская отрицательные. Но я не могу себя обманывать».

Еще этот человек ходил преподавать в университет каждый день в одно и то же время. Люди сверяли по нему свои часы: время можно было определить с точностью до секунды – он двигался, словно стрелки часов. Его слуга объявлял не «Господин, ваш завтрак готов», а «Господин, семь тридцать», «Господин, двенадцать тридцать». Не нужно было говорить, что пора обедать – двенадцать тридцать… нужно было только сказать время.

Все было расписано по минутам. Он был так поглощен своим философствованием, что стал подневольным – он стал практически слугой своего собственного слуги, так как слуга мог в любой момент пригрозить ему, сказав: «Я ухожу». А слуга знал, что Кант не может остаться без него. Однажды это уже случилось… Слуга угрожал, и Кант сказал ему: «Да можешь уходить. Ты слишком высокого о себе мнения. Ты думаешь, что я без тебя жить не смогу, что я не смогу найти себе другого слугу?»

Слуга ответил: «Попробуйте».

Но с другим слугой ничего не вышло, потому что ему и в голову не могло прийти, что нужно объявлять время. Он говорил: «Господин, обед готов», – и этого было достаточно, чтобы причинить Канту беспокойство. Канта нужно было будить рано утром, в пять утра, и слуге были даны такие указания: «Даже если я буду тебя бить и кричать: „Убирайся вон, дай мне выспаться!“ – ты не должен уходить. Даже если тебе придется меня побить, бей, но вытащи меня из постели. Пять значит пять, если я встану позже, отвечать за это будешь ты. Ты совершенно свободен делать все, что тебе заблагорассудится. И я не могу тебе возразить, потому что иногда слишком холодно, и мне хочется спать… но это минутная слабость – тебя это не должно беспокоить. Ты должен следить за временем и выполнять все мои приказы, и когда я сплю, тебя не должно волновать, что я тебе говорю. Я могу сказать: „Уходи! – я встаю“. Но ты не должен уходить, ты должен вытащить меня из постели ровно в пять утра».

Между Кантом и его старым слугой не раз происходила драка: слуга его бил и заставлял вставать с постели. Новый слуга не мог этого делать: бить своего господина; сам приказ казался абсурдным. «Хотите спать – спите; хотите вставать – вставайте. Я могу разбудить вас в пять, но мне кажется очень странным, что нам нужно устраивать драку». Поэтому другие слуги не могли прижиться. Канту приходилось идти к своему прежнему слуге и просить его вернуться: «Возвращайся! И не вздумай умереть раньше меня, иначе мне придется покончить жизнь самоубийством». И каждый раз, когда такое происходило, слуга просил повышения своего жалования. Так они и жили.

Однажды, когда Кант шел в университет, лил дождь, и одна из его туфлей увязла в грязи. Он оставил ее там, потому что, если бы он попробовал ее вытащить, он опоздал бы на несколько минут, а это было недопустимо. В аудиторию он вошел в одной туфле. Студенты удивленно посмотрели на него и спросили: «Что случилось?» Он ответил: «Просто одна туфля увязла в грязи, но мне нельзя опаздывать: так много людей сверяют по мне часы. Моя туфля не так важна. Когда я буду возвращаться домой, я ее заберу – кому понадобится красть одну туфлю?»

Вот так эти люди и лишились здравого смысла – они живут в другом мире. В своем теоретическом мире Кант предельно логичен; его логика безупречна. Но в жизни… он просто сумасшедший. Кто-то купил по соседству дом, и Кант заболел, тяжело заболел. Врачи не могли понять, в чем дело, потому что казалось, что никакой болезни нет, но Кант был почти на грани смерти – безо всякой на то причины.