Созвездие Хаоса

– А я в некоторых случаях не держу обещаний, – отрезала Мухина. – Солнце мое, неужели вам не ясно? После всего, что я о ней знаю, я просто не позволю ей и дальше рулить нашим городом. Быть во власти. Распоряжаться нами, мной, как они там все привыкли. Пусть хоть за издевательства над лошадью поплатится. Защитники животных, когда это увидят, сожрут ее с потрохами.

Катя молчала. Она тоже не особо верила Ласкиной. И одновременно боялась: а что, если все, что она сказала, – чистая правда?

Глава 41

Последний штрих

Пока все равно ничего не складывалось.

Алла Мухина билась в пароксизме отчаянных попыток куда-то пристроить сумасшедшую старуху – мать Ласкиной, пока ее дочь находится под следствием. Это были поистине титанические и бесплодные усилия, в которых драма происходящего тесно переплеталась с комедией и абсурдом. Мухина вместе с оперативниками и представителем прокуратуры отправилась вскрывать запертую дверь квартиры – надо было проводить обыск. Безумную старуху наотрез отказывались брать все больницы – нет причины, физически она здорова, а с психиатрами все было долго и сложно. Требовалось согласие самой пациентки или ее родственников.

– Идите поспите хоть несколько часов, – сказала Мухина Кате. – Вы с ног падаете. Так не годится. Будут новости, я вам позвоню.

Катя вернулась на кампус. Там уже все знали про убийство Дмитрия Ларионова, но ужасаться, кудахтать не решились, глядя на Катино опрокинутое лицо.

После горячего душа она рухнула на кровать и отрубилась.

Она не видела снов.

Проснувшись, на автомате снова приняла душ – горячая вода действовала на измученное тело и ум как целительный бальзам. Поняла, что надо заставить себя хоть что-то съесть.

Она надела чистую футболку, натянула верхнюю одежду и пошла на улицу. Она понятия не имела, сколько сейчас времени. Мухина ей не звонила.

Катя села на летней веранде кафе, которое все никак, даже в октябре, не могло перейти к зимнему расписанию. И запоздало поняла: это то самое место, где они сидели с… ним. Пили кофе после поимки насильника Ржевского.

Катя пила горячий черный кофе, грызла засохший маффин, буквально давилась им – ее организм отторгал еду, но она заставляла себя есть, «набивала брюхо».

Все равно ничего не складывалось, хоть Ласкина – одна из подозреваемых – сидела сейчас под замком. Не складывалось, хотя теперь против нее имелась гораздо более серьезная улика, чем косвенная связь с четырьмя жертвами, – присутствие на месте убийства практически в то же самое время, когда был убит Дмитрий Ларионов.

Но столько вопросов всплывало сразу!

Чем мог быть Ларионов опасен Ласкиной? Да, он общался с Ниной Кацо. Ее тоже убили. Она могла ему что-то рассказать, но… Она ведь в дом не к Ласкиной влезла, а к Чеглакову. Вырезала что-то из его полотен, что, возможно, поразило ее и напугало и…

Или Ласкина кого-то прикрывает? Кого? Ответ один – Ивана Водопьянова, в которого влюблена.

Быть может, несчастные женщины стали ее жертвами, потому что Водопьянов крутил с ними романы? Невозможно в это поверить.

Когда убили Саломею Шульц, Ласкина и Водопьянов еще даже не были любовниками. И потом, что могли предложить в плане секса и «неземных удовольствий» такому красавцу, богачу, как Иван Водопьянов, старая дева – библиотекарша, расплывшаяся толстая домохозяйка и разбитная продавщица из булочной?

Или Ласкина в курсе каких-то особых пристрастий Водопьянова? Она прикрывает его и…

Она не ревнует его к бабам. Она ревнует его к дружбе с космонавтом, который старше парня на пятнадцать лет!

И что в случае с Ласкиной могут означать костюмы жертв – крылья, черные мешки с глазами, весь этот дикий карнавал мух? И что могут означать знаки созвездий, выжженные на телах? Разве чиновница городской администрации что-то сечет в астрономии?

Когда он смотрит на звезды, его это заводит…

Это Ласкина о Водопьянове.

Но нет, нет, концов не связать.

Более того, есть стойкое ощущение, что…

Катя крошила остатки маффина дрожащими пальцами – есть стойкое ощущение того, что все произошедшее лишь прелюдия, отсрочка… Поворот не туда с главной дороги, по которой они с Мухиной пусть ощупью, но уже наметили себе путь…

Во всем этом деле со столькими неизвестными, с шестью трупами, как бы мы ни представляли себе ход событий, чего-то не хватает.

Каждый раз мы натыкаемся не на глухую стену, нет, как раз в стене полно лазеек и дыр. Мы натыкаемся на некий отсутствующий элемент.

В этой картине нет какого-то штриха.

Самого главного. Последнего штриха.

Или двух?