Созвездие Стрельца

И хотя заманчивая картина представлялась его взору при взгляде на карту театра военных действий, что-то тут было уже не то. Правда, войска императора Японии побеждали всюду — от Пирл-Харбора и Грет-Харбора на севере до самого последнего островка на юге Океании, который можно было занять и очистить от противника, как бы он ни назывался — англичане, американцы, французы, голландцы и пр., и пр., и пр., — силами одного взвода. Правда, у ног Хирохито лежали, казалось бы, поверженный колосс — древний Китай, от которого японцы переняли бумагоделание и книгопечатание, древний Чосен, от которого перешла в Японию культура быта, Аннам, Индокитай, Бирма, Цейлон, Гавайи, Сиам, и японские генералы, храпя на породистых лицах выражение бесстрастия и непреклонности, что так подобает потомкам сорока самураев, из-под припухших век бросали взгляды на древнюю Индию. Все это было правдой, от которой даже кружилась голова. Заветная цель, казалось, была близка. Никогда еще за всю свою историю, начиная от восстания Хидэёси до революции великого Мэйдзи, деда Хирохито, Япония не простирала своей власти так далеко от родных островов. На уста сами собой напрашивались слова — Великая Япония, которые в 1924 году впервые произнес престарелый барон Танака, открыв юному императору высокую цель его жизни, в своем знаменитом меморандуме, и первой жертвой на алтарь которой пал в 1931 году маршал Чжан Цзо-лин, сойдя с дороги Японии в Китай… Одна Япония владычествовала ныне там, где чуть не сто лет уже паслись десятки крупных хищников, белолицых и желтолицых. И это было сделано за недолгие годы правления Хирохито!

И, однако, что-то пугающее исходило от этого театра успешно развивающихся военных действий.

Уже каждый восьмой японец был отправлен на фронт. Нет, не на фронт, а на многие фронты в этом проклятом Тихом океане, который вдруг обернулся Великим, когда японцам пришлось воевать на нем. А генералы требовали от императора солдат. Уже у полуторамиллионной Квантунской армии, которая разъяренным тигром лежала на границах Маньчжу Ди Го (Маньчжоу-Го) с Советским Союзом, готовясь к страшному прыжку на большевиков, были взяты самолеты и танки — на те же фронты. Уже с Сунгарийской военной флотилии, самой сильной в мире, были взяты главные калибры, чтобы уйти туда же. Уже использовано было трофейное — американское, английское, французское, бельгийское, голландское и пр., и пр., и пр. — вооружение. Уже пришло в ветхость великолепное немецкое смертоубойное подспорье, полученное в подарок от Берлина. Уже промышленность Японии работала в припадке астматического удушья, ощущая недостаток не кислорода, а металла. А генералы все требовали от императора оружия и боеприпасов, танков и самолетов, кораблей и торпед…

Все, что имела Япония, и все, что захватила она в своем великолепном наступательном порыве с декабря 1940 года, — все это было брошено в какую-то бездонную прорву.

И многомиллионная армия хороших солдат постепенно исчезала в этой прорве, среди десяти тысяч островов и десятков государств, которые надо было держать в подчинении. Эта армия рассасывалась, растворялась среди покоренных пространств, как соль растворяется в воде…

Отец Хирохито, император Иосихито, первым вышел на континент, столкнув Россию с Ляодунского полуострова и отвоевав привилегии для торговли с Китаем. Но лишь две недели отделяли императора от полного краха всей его политики, когда был подписан Портсмутский договор. Сын Иосихито, Хирохито, продолжил дело отца и ступил державной стопой на все побережье Тихого океана, но… почва колебалась под его ногами, и силы его иссякали.

Историки скажут потом, что ни у отца, ни у сына не было достаточно материальной базы для этих авантюр. Император скажет, что у него не было хороших генералов. Генералы скажут, что у них не было настоящих солдат. А солдаты так и не поймут, на кой черт им надо было подыхать на острове Уэйке, в Гензане, на берегах Меконга, под пальмами Гавайев или в камышах возле Ханоя, когда можно было сделать это на родном Кюсю…

А у медведя на Западе освободились лапы…

2

Как ни готова была Фрося к самому худшему, то есть к тому, что муж не вернется с фронта, похоронка привела ее в состояние какого-то отупения, которое наступило после взрыва в первый момент. Все валилось у нее из рук.

Зина выхлопотала ей трехдневный отпуск.

И Фрося сидела в своей большой комнате и глядела в окна, не ощущая желания что-то делать, без мыслей и без желании устремив остолбенелый взор в какую-то одну точку.

Равнодушно она встретила Генку, которого на третий день привел домой милиционер, посмотрев как на чужого. Она видела, как милиционер отворил калитку, как подтолкнул Генку вперед и заставил подниматься по лестнице. Слышала, как они вошли в коридор и милиционер спросил Генку: «Направо или прямо?» — «Направо!» — ответил Генка, и дверь открылась. Только тогда Фрося повернулась к вошедшим. За три дня с ее лица смылась вся наведенная красота, и нечесаные волосы торчали во все стороны.