Спальня, в которой мы вместе

Со временем Эль научилась виртуозно отсасывать у Луи. Она настолько хорошо знала его член, что умела придать такую округлую форму своим губам и небу, что могла захватить его целиком, одним сладострастным заглатыванием, никогда не задевая его зубами. Этот жест был настолько естественным, что ее тотчас же охватывало желание. Она сосала его в кровати, в машине, в кино и даже в самых публичных или нелепых местах. Луи настолько к этому привык, что, как только она выпускала его член, ему тут же начинало недоставать ее губ, и он выражал это негромким ворчанием. У них вошло в привычку увековечивать свои предварительные ласки в фотографиях. Таким образом, составилась коллекция губ и членов, переплетающихся между собой, которую Эль и Луи поместили на стене своей комнаты.

Анонимный фан-фикшн от 13/06/2010

Как можно догадаться, мы с Луи никогда не составляли подобную галерею. К тому же, если даже я в высшей степени и ценила те моменты, когда он позволял вольности подобного рода, мы, безусловно, не ограничивали наши отношения орально-генитальными ласками, какими бы страстными и изощренными они ни были.

Уходя от этих интимных размышлений, я спрашивала себя о том, что из этой похотливой галиматьи учтет суд, который будет выносить приговор Луи. Примет ли он все за чистую монету? Будет ли рассматривать подобную информацию наравне с другими отягчающими обстоятельствами, указывающими на якобы распущенный нрав моего супруга? Или судьям хватит мудрости увидеть в этом всего лишь игру, начатую другими, от которой Луи очень далек? Я уже говорила и готова повторить столько раз, сколько потребуется: Луи никогда не рассматривал секс, тем более наш, как товар, предлагаемый направо и налево. Он, напротив, был для него нашим самым ценным достоянием, которое должно стать объектом тайного и ревностного культа. Ему бы никогда не пришло в голову сделать его публичным и общедоступным в Интернете.

Несмотря на патетическую защитную речь Армана в пользу Луи, я так и не позвонила своему мужу в последующие два дня и не отвечала на его сообщения.

Он доводил меня ими до возбуждения, и много раз я порывалась набрать его номер или поехать на улицу Тур де Дам, чтобы заменить наконец менее постоянную логику трезвого разума на столь совершенную логику наших сплетенных тел. Противясь своему желанию, я думала только о нем и о решающем его дальнейшую судьбу событии, которое неумолимо приближалось. Я не хотела становиться паразитирующим элементом, ослабляющим его защиту, даже мои поцелуи не должны были сейчас мешать Луи. Я хотела, чтобы он на сто процентов сосредоточился на своем деле, как, очевидно, это сделал Зерки. Тот обратился ко мне с кратким, как обычно, сообщением утром перед заседанием:

Первое слушание сегодня во второй половине дня, Парижский дворец правосудия, 15 часов. XV исправительная палата суда. Вход через вестибюль Рене Пароди. Париж, 4‑й округ, Дворцовый бульвар, въезд через дом 10.

На самом деле мое появление там было бы не слишком разумным. А если какой-нибудь папарацци заметит меня, наделает снимков и передаст фотографии газетчикам, которые тут же ими воспользуются? Факт, что женщина, которая делит с Луи его такую непристойную интимную жизнь, осмеливается присутствовать на заседании, наверняка будет воспринят как отягчающее обстоятельство. Можно подумать, я собиралась наброситься на него на выходе после слушания и заняться с ним любовью в туалете Дворца правосудия!