Спальня, в которой мы вместе

– Да. Гийом – мой старый приятель. Он мне кое-чем обязан. Но в связи с тем, что случилось со мной, вполне можно ожидать, что он с меньшей готовностью будет отвечать на мои вопросы.

– Это точно… Но все-таки вы чертовски хороший журналист!

Спонтанность моей тирады заставила его скромно улыбнуться, и меня поразил контраст его улыбки с улыбкой Дэвида, в которой торжествовала уверенность человека, обладающего надежной поддержкой.

Когда я поднялась и собралась уходить, он лихорадочно схватил меня за руку.

– Эль… Вы думаете… Вы думаете, что мне следует увидеться с Софией? Я имею в виду, сняв с лица маску инкогнито?

– Я поняла, о чем вы. Думаю, да. Позвоните ей.

Хотя мои собственные личные отношения оставляли желать лучшего, это был не повод, чтобы приносить в жертву счастье других людей.

– И главное, не затягивайте, – бросила я, выходя из кафе. – Вы знаете, она более уязвима, чем кажется.

8

20 июня 2010

– Да нет же, ты в самом деле самое бездарное ничтожество из всех, кого я знаю. Это просто невозможно!

Помогайте вашим друзьям. Желайте им лучшего. Содействуйте их любовным отношениям, в том числе и самым нелепым или, очевидно, обреченным на провал. И пожинайте сладкие плоды благодарности.

– Как ты могла упустить человека, который шел в десяти метрах от тебя по улочке шириной не больше коридора?

Мне нечего было ответить в свое оправдание. Маршадо следовало как можно скорее выйти на связь с Соней и раскрыть ей обратную сторону своей личности.

Он сделал это пару часов спустя, и подруга прекратила изводить меня. Сейчас выбор был за ней: ей следовало принять решение и объявить бедняге Фреду о том, что того вновь обошел соперник старше и богаче его.

Я не ожидала, что Франсуа вновь выйдет на связь со мной так быстро. Я предполагала, что он будет целиком поглощен новой дамой сердца. Что касается Сони, мне-то известно, как она могла проявлять свою ненасытность.

– Я уже узнал чуть больше о семье Лебурде, – сообщил Маршадо, даже не поздоровавшись.

– Так скоро?

– Я слышал это имя раньше. Значит, я когда-то брал интервью у человека, о котором идет речь, либо он является моим коллегой.

– Лебурде был журналистом? – чуть не поперхнулась я.

– Более того. Главным редактором газеты. Я обнаружил его след в старых ежегодных справочниках прессы, которые храню дома. И затем я сделал несколько телефонных звонков своим собратьям по перу, большая часть из которых уже на пенсии, они подтвердили мою информацию.

– Редактором? Но какого издания?

– Роже Лебурде, – начал читать он на другом конце линии, – заступил на должность редактора рубрики в 1955 году в «Изумруд», местную газету Сен-Мало, а затем стал редактором и наконец директором издательства с марта 1963 года по февраль 1972 года.

– А затем? – поторопила я его, и мое сердце сжалось тисками ожидания. – Что с ним стало?

– Не имею понятия.

Я не смогла сдержать вздох. Но разочарование тотчас же рассеялось, как только я услышала в его голосе знакомые нотки возбуждения, так свойственные журналистам, ведущим расследование, когда они нападают на след.

– Но у меня есть еще кое-что. Это должно вам понравиться.

Последнее слово было произнесено с подтекстом, который не сулил ничего хорошего.

– Что?

– С самого первого выпуска «Изумруд» публиковался на средства маленького семейного предприятия семьи Базен. Судовладельцы с карманами, полными бабок, страстно любящие свой край, но при этом не имеющие почти никакого понятия об издании ежедневной прессы.

– И что же? Как это касается нас?

– Примерно за полтора года до того, как Роже Лебурде исчез из поля зрения, газета была выкуплена. И, судя по всему, как я понял, довольно радикально реструктурирована. Половина штата была сокращена. Небольшой местный владелец типографии, разоренный крупной международной корпорацией… Ну и так далее. Догадайтесь сами, кто находился у истоков этой резни.

– Барле! – воскликнула я.

– Да. Если быть более точным, Андре Барле. Братья в то время еще играли в машинки.

Я попыталась представить вереницу игрушек Динки или Мажоретт, поставленных на тот самый потертый ковер в «Рош брюне», и Луи в белой рубашечке поло и коротких шортиках, с непокорной темной прядью на лбу, с взглядом, уже привыкшим к той напряженности, которую я знала в нем.

– Однако Лебурде сохранил свою должность, не так ли?

– Похоже на то. Всем известно как это бывает: босс думает, что он делает во благо, пожертвовав частью своего коллектива ради спасения других. Затем его просят принести в жертву все больше и больше человек, и в конце концов он понимает, что его обманули. В итоге он хлопает дверью с горьким вкусом предательства во рту.

Говорил ли Маршадо сейчас о Лебурде или делился со мной своими переживаниями?

– Вы уверены, что это те самые Лебурде, у которых родились Дэвид и Эмили? Может быть, эта фамилия широко распространена в том регионе…

– У меня перед глазами лист журнала «Изумруд» с портретами сотрудников редакции, датированный 1968 годом…

«Год рождения Луи», – подумала я. Каждая деталь нашего дела неизменно вела меня к моему мужу, просто замкнутый круг.