Спальный район Вселенной

— Хочу разобраться, как проходило богослужение, — сказала Анна. — Историю христианства стерли, научной информации нет даже в архивах. Уж не знаю, чем им не угодило… — Она осеклась и, помолчав, продолжила: — Но церковные книги еще можно встретить. Вот у меня здесь тоже есть несколько. Я, правда, понятия не имею, с какого боку к ним подойти. Ищу подсказки в художественной литературе — там все подробно описано. Надо только внимательно перечитать и собрать воедино. Но даже если смогу реконструировать по крупицам, все равно служить-то некому. Нужен мужчина, и чтобы был сан…

— Можно попросить нашего преподавателя Николая Родионовича, он не откажется! — воскликнула Маша. — Он вообще все это обожает! Все, чего сейчас нет!

Анна рассмеялась и, помолчав, вздохнула.

— Ничего тут не сделаешь, — сказала она. — Только если чудо произойдет.

И с тоской, словно упрекая невидимого чудотворца в бездействии, посмотрела в окно на быстрые облака.

— Ну все, пойдем, а то начнут тебя искать, — сказала она и подала Маше испачканный в земле свитер с оленями.

Только тут Маша заметила, что Анна смотрит на нее без надежды, как на жалкое запутавшееся существо, и от носа к губам у нее идут печальные складки.

Проводив Машу до березового перелеска, Анна замедлила шаги.

— Дальше не пойду. Не надо, чтобы нас видели. Скажут, что я научных работников с толку сбиваю, а я и так здесь на птичьих правах.

— Ой! — спохватилась Маша. — Я забыла сказать! Я сегодня встретила животное, собаку, ей нужно полечить рану! А они не хотят пускать ее в капсулу и вообще даже не видят ее! У вас есть капсула коррекции?

— Это ты Пегаса видела, — сказала Анна. — Он уже прибегал, подрался с кем-то. Капсулы у меня нет, но я ему намазала. А что касается этих ваших, так я сколько раз говорила Николаю — пусть похлопочет там у вас в университете! Прислали бы наконец живого человека в смотрители! Какой толк от этих «обкуренных»?

— Просто зомби! — согласилась Маша и почувствовала, как приятно забилось сердце от неожиданной солидарности со странной женщиной, знакомой к тому же с Николаем Родионовичем.

— Дома ноги попарь в горячей воде! — на прощанье велела Анна.

— Я в капсулу попрошусь, — сказала Маша и решительно вошла в березняк.

Роща, светлая от стволов, кончилась быстро. Совсем рядом, на пригорке, Маша увидела усадьбу — громоздкую тень дома и освещенное лампой крыльцо.

На последних метрах пути Маша почувствовала, как сильно ноют у нее ноги и саднит горло. Надо было срочно попасть в капсулу коррекции. Войдя в дом, она несколько раз попыталась вызвать Стеллу. Смотрительница не отвечала. Чувствуя, как нарастает страх, Маша выбежала на темный двор и, пройдя мимо цветника к зданию хранилища, где ночевали Стелла и ее коллега, принялась стучать в запертую дверь.

Маша кричала до хрипа, била в дверь ногой, но рабочий день сотрудниц музея был закончен. Они ушли глубоко в настройки. Кто знает, в какой инопланетной колыбели качались их сны?

Отчаявшись достучаться, Маша вернулась домой, вынесла одеяло и, укутавшись, села на крыльце. На свет лампы над дверью слетелись зеленые мотыльки. Маша думала о старинных людях, проживших здесь жизнь без всякого намека на настройки, и о «Войне и мире», которую прилежно читала в последние годы. Эта книга вдруг стала проявляться в ней, вспыхивать случайными пятнами. Внутренний свет прожитого дня освещал то одну, то другую картину.

В тишине отошедшего мира, в этом, как выразилась тетя Лара, «контейнере с мусором», брошенном на задворках вселенной, Маше сделалось вдруг уютно. Она была одна на планете, но и не одна. На другом холме, за поредевшим березняком, горел огонек Анны. Горел вдалеке отчаянный Кувшинкин. Эти редкие огни, как монастыри в заснеженных Гималаях, крепко держали друг с другом не подвластную законам физики связь. Огромное, величиной с планету одиночество не легло на плечи одного, а было разделено между всеми.

К ночи Машу стал бить озноб. Горло болело зверски. В спальне она сняла облепленные глиной джинсы и свитер и, дрожа, сложила на стул. Открыла шкаф и, стараясь не глядеть в зеркало, взяла другую одежду. На этот раз ей досталось длинное шерстяное платье. Маша влезла в его колючую шкуру и забилась в гнездо из подушек и одеяла. Сегодня ей еще обязательно надо было записать свои чувства в дневник. Без полного отчета Кувшинкин не засчитает практику.

Уставившись в пустую тетрадь (Научный руководитель настаивал, чтобы дневник велся древним способом — от руки), Маша раздумывала, что написать, и не могла решить. Она не знала, хорошо это или плохо — то, что она встретила сегодня собаку, что чуть не увязла в пашне, что побывала в гостях у странной женщины без настроек. Рада она всему этому или ее разрывает тоска?

Вдруг ей вспомнилось утро после завтрака, дорога к пруду. По телу побежала березовая дрожь. Заволновавшись, Маша взяла карандаш. Она окончила курсы письма, но все равно писала плохо, корявыми «печатными» буквами. Но теперь словно кто-то подхватил и уверенно повел ее руку.