Спарринг- партнеры

– Я помню все, будто это было вчера. Как-то вечером мы изучали у меня дома Библию, и Джеральдин Фишер рассказала, что прочла об одной женщине в Омахе, больше двадцати лет переписывающейся с приговоренным к казни заключенным, беднягой с Юга. Его собирались отправить в газовую камеру. Так все это начиналось. Мы стали искать имена. Твое выплыло потому, что тебе тогда было семнадцать лет, совсем молоденький. Я написала тебе и стала ждать.

– Прочитав ваше письмо, я не поверил, что кто-то на воле знает про меня, знает, что меня ждет казнь, и хочет сделать для меня что-то хорошее. Понимаете, мисс Айрис, – помню, я сто раз вам об этом писал, – у меня нет ни родни, ни друзей. И внезапно появились вы. Наверное, Джек мне друг, но он не в счет, он же мой адвокат.

– Ты ответил на мое письмо.

– Я был ужасно напуган. Раньше я не писал и не получал писем, не считая переписки с судами. Но я решился. Взял в библиотеке словарь и изучил каждое словечко. Написал печатными буквами – думаю, научился кое-как этому в первом классе.

– Получилось чудесное письмо, без единой описки. Такое впечатление, что у тебя ушло на него много времени.

– Да, долгие часы, но времени у меня было полно. Так у меня появилось занятие, цель. Хотелось произвести на вас впечатление.

– А я из-за тебя расплакалась. И потом плакала снова и снова.

– Знаете, мисс Айрис, когда меня привезли сюда мальчишкой, я был неважным читателем. Я бросил школу в десять лет. А еще раньше поменял столько школ и учителей, что мне разонравилось учиться. Брайан сбежал из колонии для несовершеннолетних, нашел меня в очередной приемной семье, и мы пустились в бега вместе. Больше я в школе не был. Немного умел читать, но не очень хорошо. Получив ваше письмо, я понял, что должен на него ответить. Одолжил бумагу и карандаш, взял словарь. Мне хотелось, чтобы не подкачало ни одно словечко.

– Было удивительно следить за тем, как с годами у тебя улучшался почерк, Коди. Сначала ты по-детски выписывал печатные буквы.

– Я и был ребенком.

– Но ты быстро перешел на рукописный шрифт.

– Вы сами меня об этом попросили, помните? Вернее, настоятельно предложили, чтобы я освоил рукописный шрифт и стал писать по-взрослому.

– Так и было. Еще я прислала тебе книжку по чистописанию.

Коди кладет письмо на койку, бросает взгляд на свою стену из книг и берет одну с полки.

– Вот она, «Искусство беглого чистописания». Я проводил с этой книгой долгие часы, мисс Айрис. На присланные вами деньги я купил бумагу и карандаши и часами тренировался.

Коди ставит книгу на место и берет другую. Показывая ее ей, он говорит:

– Мой первый словарь Уэбстера для студентов колледжей, издательство «Рэндом-хаус», мисс Айрис. Ясное дело, в бумажной обложке, чтобы мы не поубивали друг дружку словарями. Я прочел его целиком, мисс Айрис, от корки до корки, и не один раз.

– Знаю, знаю. Если помнишь, я предостерегала тебя от чрезмерного использования слишком умных слов. Иногда тебе хотелось ими блеснуть.

Коди со смехом бросает словарь на койку.

– Ясное дело, я важничал, но только перед вами, больше не перед кем было. Какое словечко вас сильнее всего покоробило?

– Их было очень много. Но почему-то вспоминается «строптивый».

– Мое любимое! Все равно что шумный, непокорный. Вы предостерегали меня от многих эпитетов: сервильный, скорбный, тлетворный, строптивый.

– Довольно. Я хотела показать, что такие слова не всегда передают сильные чувства и что выбор высокопарных слов иногда портит весь текст.

– Я полюбил слова: чем они громче, тем для меня лучше. – Коди с любовью смотрит на свою стену из книг.

– Знаешь, Коди, – говорит мисс Айрис, – у меня здесь мурашки бегают по коже, но все эти книги делают твою комнатушку более яркой и более красочной, что ли.

– До сих пор эти книги спасали мне жизнь. Это вы прислали их все, вы даже не представляете, что они для меня значат.

– Какая книга была первой?

Коди улыбается, показывает пальцем и достает книжку.

– «Мустанг» Луиса Ламура, – гордо говорит он и листает страницы. – Я прочел, вернее, дочитал ее десятого июня семьдесят восьмого года. У меня ушло на нее два месяца, мисс Айрис, потому что слишком многие слова были мне незнакомы. Вижу незнакомое слово – прерываюсь, записываю его, лезу в словарь, нахожу его там. Дочитаю абзац так, чтобы понять все до одного слова, встаю, хожу взад-вперед и опять его читаю. На это уходили бесконечные часы, но мне не жаль ни одной минуты. Я обожал слова, обожал их учить – и длинные, и короткие. Я вел список знакомых мне слов, насчет произношения которых не был уверен, и уточнял все у Джека, у капеллана, а иногда даже у Марвина. Я тренировался и тренировался, пока не разобрался со всеми словами, мисс Айрис. Со всем словарем.

– Знаю, знаю. Мне самой приходилось браться за словарь, чтобы понять некоторые твои письма.

– Слова я обожал, а уж по всяким историям и вовсе с ума сходил. Они позволяли мне уноситься прочь, колесить по миру, перелетать из этого века в прошлый и в следующий. Мое воображение пылало от них огнем, благодаря им я понимал, что не схожу с ума, в отличие от всех остальных здесь.