Спартак

Это страшное наказание, которое иногда осуждало на смерть как раз тех, кто сражался доблестно и был неповинен в бегстве товарищей, произвело глубокое и тяжелое впечатление в лагере римлян. Пятеро или шестеро самых достойных легионеров Муммия, храбрость которых была всем известна, понесли наказание за чужую трусость. Среди этих храбрецов наибольшее сочувствие вызвал один двадцатилетний юноша, по имени Эмилий Глабрион. В сражении под Субиаком он храбро сопротивлялся натиску гладиаторов, получил две раны, не покинул своего поста и был увлечен бегством других. Все это знали и громко заявлял об этом, но неумолимый жребий пал на него, и он должен был умереть.

Среди общего плача этот доблестнейший юноша, со смертельно бледным лицом, но с спокойствием и твердостью, достойными Муция Сцеволы и Юния Брута, стал перед претором и мужественно сказал:

— Децимация, примененная тобою, не только полезна и необходима для блага республики, но справедлива и заслужена позорным поведением наших двух легионов в последнем сражении. Судьба оказалась против меня, и я должен умереть. Но так как ты, Марк Красе, знаешь, как знают все мои товарищи по оружию, что я не был трусом и не бежал, а храбро сражался, как подобает римлянину, хотя и был ранен, — то я прошу у тебя милости: пусть розга ликторов не оскверняет моей спины, пусть они меня ударят, но только топором.

Претор, побледнев при словах юноши, ответил:

— Я согласен исполнить твою просьбу, мужественный юноша; мне прискорбно, что суровость закона наших предков запрещает мне сохранить тебе жизнь, как ты этого заслуживаешь…

— Умереть на поле сражения от руки врага или же здесь, на претории, под топором ликтора — это одно и то же, так как жизнь моя принадлежит отечеству; мне достаточно уже того, что все узнают, — узнает моя мать, узнает народ, узнает Сенат, что я не был трусом… Смерть ничто, раз я спас свою честь.

— Ты не умрешь, юный герой! — закричал один из солдат, выйдя из рядов легионов Муммия.

Подбежав к претору, с глазами, полными слез, он воскликнул:

— Славный Красе, я — Валерий Атал, римский гражданин и солдат третьей когорты третьего легиона. Под Субиаком я стоял рядом с этим мужественным юношей и видел, как он сражался раненый, в то время, когда мы все обратились в бегство, в которое вовлекли и его. Так как теперь ликтор должен поразить одного из десяти бежавших, пусть он поразит меня, который бежал, а не того, который вел себя, как римлянин древнего рода!

Поступок этого солдата, который в бою поддался панике и бежал, а теперь проявил такое благородство души, усилил общее волнение; началось благородное и трогательное соревнование между Аталом и Глабрионом; каждый требовал топора для себя. Но Красе был непреклонен, и Глабрион был предан ликторам.

Тогда послышались жалобные восклицания среди двух подвергнутых наказанию легионов, а на глазах многих тысяч солдат показались слезы. Глабрион, повернувшись к своим соратникам, сказал:

— Если вы верите, что я умираю без вины, если случай со мной вызывает у вас искреннюю жалость, и вы желаете утешить мою душу в Элизиуме, то поклянитесь великими богами Согласия, что вы все умрете, но никогда не повернетесь тылом перед гнусными гладиаторами!

— Клянемся!. Клянемся!..

— Именем богов клянемся! — подобно страшному, оглушительному удару грома закричали одновременно шестьдесят тысяч голосов.

— Вышние боги да защитят Рим!.. Я умираю с радостью! — воскликнул несчастный юноша.

И он подставил обнаженную шею под топор ликтора. Ликтор быстрым и метким ударом отрубил его благородную голову. Окровавленная она упала на землю среди общего крика жалости и ужаса.

Марк Красе отвернулся, чтобы скрыть слезы, катившиеся по его щекам.

Когда экзекуция закончилась, Марк Красе приказал снова раздать оружие беглецам из легионов Муммия и в краткой речи выразил надежду, что они больше никогда не побегут перед врагом.

Приказав похоронить девятьсот убитых, он на следующий день снялся с лагеря и двинулся по следам Спартака. А тот, увидев невозможность нападения на Рим, пересек с большой быстротой Кампанью и Самниум и снова повел свое войско в Апулию, в твердой надежде завлечь туда Красса. Вдали от Рима Спартак надеялся вступить в генеральное сражение с противником, уничтожить его легионы и после этого двинуться к Тибру, Как ни быстро шел Спартак, с неменьшей скоростью шли легионы Красса, на которых, децимация оказала сильное воздействие..

В пятнадцать дней претор догнал гладиатора, ставшего лагерем на земле даунов, близ Сипонтума. Так как Красе прибыл сюда с намерением запереть гладиаторов между своим войском и морем, он устроил свою стоянку между Арпи и Сипонтумом и ждал удобного случая завязать сражение со Спартаком.

Через три дня после того как оба войска остановились в тихий час ночи, Красса, спавшего в своей палатке, разбудил контуберналий. Он доложил ему о прибытии гладиатора, который заявил, что должен переговорить с претором об очень важных делах.

Красе был чрезвычайно воздержан и уделял сну очень мало времени. Он встал и приказал контуберналию ввести гладиатора.