Спасение

рассказ

Андрей Хуснутдинов

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

– Думаешь: ангел, так всё – предел разрешения, тело без органов? – говорил «бедовый» Михайлов, физик-недоучка, друг детства Марьи Александровны (был то ли день рождения Вовки, то ли ее собственные именины, то ли вовсе годовщина у мужа). – Ну, да – предел. Но какой? Их отличие от нас не то, что они с крыльями, или бесполые, ну, там, без этого… или вообще кастраты, а что ангел – изотропен. Свойства его не меняются, с какой стороны ни подойди. И сколько ни дели его, все одно, как режешь голограмму или гидру, получишь ангела.

– А мы? – растерялась Марья Александровна, не понявшая ничего. – Люди – что же?

Михайлов захлопнул альбом с фотографией петропавловского шпиля, из-за которого и шел сыр-бор.

– А мы – анизотропны

. Человек – пирамида, пирог. Тут чего не понасовали – здоровье, деньги, квартира… Даже какая-нибудь клумба под балконом. Так вот вытащи что-то одно – и всё, тю-тю, нет человека. Был и сплыл.

– А что есть?

– А то и есть – скот или протоплазма.

Марья Александровна, чья учительская память походя отсеивала заумь, одно время начисто забыла о разговоре, но вспомнила его до последнего слова, когда два года спустя все тот же «бедовый», дыша перегаром, пряча глаза и путая слова, сказал, что Вовка пропал с семьей в Германии. Да, было именно так: по страшном известии Марья Александровна сначала вспомнила о пирамидальном устройстве человека. Мысль, что из мира могли куда-то деться ее единственные сын, внук и, пусть нелюбимая, стоявшая ближе к остальному человеческому классу невестка, – эту мысль ее вышколенная глухота к немыслимому было тоже отправила в долгий ящик. Другая мысль – что ничего из перечисленного Михайловым не исчезло, включая даже разбитый ею палисадничек у подъезда, – наоборот, захватила. Марья Александровна как бы замерла. Всем своим рассудком, еще не дававшим сбоев, она налегла на схему с человеческой пирамидой. Так, не восприняв сразу сказанного Михайловым, она и осталась в здравом уме. Рассудок, хотя и обманом, подобно тому как завлекают колбасной шкуркой собаку, удержал ее при себе. Михайлов продолжал что-то говорить, она у него что-то спрашивала, а потом откуда ни возьмись явилась знакомая врачиха из скорой, мать позапрошлогодней выпускницы, засверкали иглы, заклацали пузырьки, и гостиная, будто ящик, стала переворачиваться с пола на восточную стену. От этого дикого времени, что прошло на уколах до получения визы, в ее памяти задержался только черно-белый сон – что она больше не Марья Александровна, а полая статуя, покрытая изнутри копотью сожженных внутренностей, тело без органов.

***