Спасение Шарпа

Из жерл орудий прямо в плотные ряды французов били струи порохового дыма и горящие клочья пыжей. Теперь до Шарпа долетали крики раненых. Французы справа отстреливались из мушкетов, но солдаты Южного Эссекского и Рейнджеры Коннахта с победными криками шли вперёд, сверкая штыками, а Шарп следовал за батальоном верхом. Португальцы приветствовали атаку красномундирников и тоже начали закреплять штыки.

Атака увенчалась успехом. Французский строй рассыпался, у большинства мушкеты оказались не заряжены, и британская шеренга сомкнулась вокруг массы пехоты с синих мундирах и принялась работать штыками. Враг сопротивлялся. Был слышен лязг сталкивающихся мушкетов, скрежет клинков, проклятья и крики раненых. Груды тел мешали британцам наступать, но они карабкались по ним, чтобы вонзить свои длинные штыки в живых.

- Держать шеренгу! Держать шеренгу! – кричали сержанты.

Британский строй рассыпался, потому что солдаты окружали и уничтожали группы французов. Шарп увидел, как двое французских солдат проскочили в одну такую дыру в шеренге и побежали к вершине. Он повернул лошадь им наперерез, вытягивая палаш из ножен. Лягушатники, заметив его, немедленно бросили свои мушкеты и подняли руки. Шарп указал им кончиком палаша наверх, давая понять, что теперь они – пленники Южного Эссекского. Один покорно побрёл наверх, но другой мгновенно подобрал мушкет и побежал под гору. Шарп не стал преследовать его. Французская атака захлебнулась. Золотых Орлов уносили с поля боя, чтобы уберечь от захвата, а французы, увидев, как уносят их штандарты, оставили уже бесполезное сопротивление. Британские и португальские пушки прекратили стрелять, чтобы не попасть по своим, но французские орудия продолжали обстрел. Туман рассеивался, и справа показалась большая французская батарея, а вторая колонна, ещё больше, чем первая, уже подходила снизу.

Первая атака французов была отброшена. Большинство тех, кто шёл в передних рядах, не смогли отступить, потому что их выталкивали вперёд их товарищи, шедшие сзади, и полегли под британскими и португальскими штыками. Те же, что шли в тылу, за Орлами, смогли отступить Они убегали, топча убитых и раненых, которые отмечали их путь вверх по склону, а красномундирники и португальцы преследовали их. Гренадёр воткнул штык в спину убегающего француза, потом ещё раз, уже в упавшего, и ещё, а враг упрямо цеплялся за жизнь. Барабан с нарисованным на нём французским орлом катился вниз по склону. Мальчишка-барабанщик с рукой, оторванной ядром, скорчился под кустом. Британские и португальские солдаты пробегали мимо него, стараясь догнать противника.

- Вернитесь! – сердито кричал Лоуфорд. – Вернитесь!

Солдаты не слышали или делали вид, что не слышат: они победили, и их гнала вперёд жажда убийства.

Лоуфорд отыскал взглядом Шарпа:

- Верните их, Шарп! Верните назад!

«Как, чёрт возьми, я должен это сделать?» - подумал Шарп, но покорно пнул лошадь Слингсби в бок.

Проклятая скотина поскакала под гору так резво, что он едва не свалился с седла. Шарп дёрнул уздечку, чтобы заставить её остановиться, но она рванула налево. Совсем рядом свистнула пуля, прилетевшая со стороны каменистого отрога, на котором засело множество вольтижёров. Лошадь взвилась на дыбы. Шарп вцепился в седло изо всех сил, но не удержался и полетел. Чудом его ноги не запутались в стременах, и он приземлился, основательно треснувшись оземь, прокатился несколько ярдов по склону и наткнулся на валун. Шарпу показалось, что он переломал себе все кости, но, когда он с трудом поднялся, то понял, что всего лишь ушибся. Побои Феррагуса причинили ему куда больше вреда, а падение с лошади разбередило раны. Он подумал, что кобыла, должно быть, застрелена, но, оглянувшись, увидел, что она преспокойно скачет в гору, и новых повреждений, кроме порванного пулей края уха, на ней вроде не видно. Шарп помянул скотину недобрым словом, поднял палаш, винтовку и побежал под гору, крича красномундирникам, чтобы они немедленно возвращались на позиции. Для обшаривающих трупы французов ирландцев из 88-го он был посторонним офицером, и они огрызались, сыпали проклятьями или делали вид, что не слышат, не решаясь открыто проявить неповиновение. Шарп не обращал на них внимания. Если в армии был полк, способный позаботиться о себе, то это – Рейнджеры Коннахта. Он продолжал спускаться, проклиная солдат из Южного Эссекского, которые были уже на середине длинного склона, у кромки уже далеко отступившего утреннего тумана. Чтобы докричаться до них, надо было бежать и бежать, и он бежал, пока не увидел поднимающиеся снизу ещё две колонны. Шарп знал, что к вершине уже шла вторая колонна, но, оказывается, у французов были ещё резервы для атаки.

- Южный Эссекский! – когда-то он был сержантом, и до сих пор его голос мог поспорить по звучности с полковым горном. - Южный Эссекский! Назад! Назад! – кричал он, несмотря на то, что сломанные рёбра отзывались острой болью.