Спасенная горцем

– Признаюсь, Даннет, я должен перед тобой извиниться! – Герцог пригубил виски и вздохнул. – Я приехал сюда, полный высокомерия и надменности. Такой самоуверенный, такой чванливый! Но на самом деле я ничего не знал.

– Вы ничем мне не обязаны, ваша светлость!

– Пожалуйста, зови меня Лахлан, – попросил герцог, – надеюсь, нам предстоит стать друзьями. Это вполне естественно.

Теплый румянец разлился по лицу Александра.

– Мне бы очень этого хотелось.

– Ну что же, – вмешалась Лана, – раз мы пришли к полному согласию, у меня кое-что для вас есть, ваша светлость!

Она встала, подошла к дивану, на котором сидел герцог, и уселась рядом, вынимая что-то из кармана. Кулон. Лана с улыбкой протянула его герцогу.

Он долго, молча, с суровым выражением красивого лица смотрел на кулон. Затем он взял кулон, накрыл ее руки своими и заглянул в глаза.

– С-спасибо, – выговорил он с трудом.

Лана кокетливо похлопала ресницами.

– Позвольте заметить, что я, возможно, все равно отдала бы его вам. Потому что он так много для вас значит!

Герцог прищурился, но на его губах играла улыбка.

– Плутовка, – пробормотал он.

Они долго смотрели друг на друга, и, к удивлению Ханны, в ее душе не поднялось уже привычное раздражение. Герцог показал себя благородным и справедливым человеком. И хотя он носил жалкую шпажонку, он все же прекрасно умел с ней обращаться. И он больше не одевался в фраки с кружевными манжетами. Больше того, он прекрасно выглядел в килте цветов Синклеров и с мазком сажи на лице.

Если даже между ним и сестрой случится роман, все не так уж страшно. Мало того, совсем неплохо иметь в семье герцога! Так что когда Лахлан встал и спросил Лану, не согласна ли она погулять с ним в саду, Ханна не вскинулась, как сделала бы еще вчера. Но все же послала герцогу остерегающий взгляд. Мол, не надо считать ее дурой!

Как только они остались одни, Александр схватил ее в объятия.

– Поднимемся к себе? – спросил он. – По-моему, мы не закончили разговор.

Ханна наморщила лоб. Разговор?

Но его лукавая улыбка напомнила ей. Ах да!

– Пойдем, – прошептала она, поднимая его с кресла. Вместе они зашагали по парадной лестнице своего дома. Его рука обнимала ее, ее голова лежала на его плече.

– Я так довольна, что все обошлось! – заметила она.

– М-м-м… – пробормотал он.

– Особенно тем, что герцог изменил мнение об огораживании и не станет лишать тебя баронского титула. – Она приподнялась на носочки и чмокнула Александра в подбородок. – Я питаю самую нежную симпатию к своему барону.

Его глаза сверкнули.

– А я питаю нежнейшую симпатию к своей баронессе!

Вряд ли это можно было считать объяснением, но Ханна поклялась себе, что не будет требовать от Александра слишком многого. Симпатия – уже хорошее начало.

Когда они вошли в комнату, она повернулась к мужу.

– Александр, прости, что напугала тебя, вбежав в коттедж. Мне не стоило вести себя столь опрометчиво. Обещаю впредь быть более осмотрительной.

Почему он вдруг ухмыльнулся?

– Я баронесса и должна вести себя соответствующе.

– А как ведут себя баронессы?

– Они сдержанны и элегантны. Возможно, чуть холодны.

– Но я люблю тебя такой, какая ты есть, – фыркнул он.

Сердце Ханны замерло. Она уставилась на Александра, раскрыв рот.

– Ты… ты… л-любишь меня.

– Да, Ханна Лохланнах. Люблю. Я тебя люблю. – Он обнял ее крепче и чмокнул в нос. – Я люблю в тебе все, от макушки до кончиков пальцев на ногах, и то, что между ними.

– Н-н-но… – продолжала заикаться она, – я некрасивая.

– Это еще почему?

– И толстая.

Он прижал ее к себе.

– И это мне очень нравится.

Ханна недоверчиво прищурилась.

– Я упряма, – продолжила она.

– Да.

Александр поцеловал ее в губы.

– И своевольна, и вспыльчива. И я все это обожаю. Надеюсь только, что наши сыновья унаследуют все твои качества, – подмигнул он.

Сыновья! Господь милостивый!

При этой мысли Ханну охватили возбуждение, предвкушение, а в душе затеплилась надежда.

– Ах, Александр, – выдохнула она, – мне так повезло получить тебя в мужья!

Она смотрела на него, в его жесткое, грубоватое лицо, в глаза, которые она безмерно любила, на губы, которые всегда манили ее, и в груди что-то росло. Потребность. Необходимость.

Она сжала его лицо ладонями, пытаясь привлечь его внимание, хотя оно и без того было приковано к ней, вернее к ложбинке между ее грудями.

– Александр Лохланнах!

– Да, моя Ханна?

– Я так довольна, что ты мой муж! Для меня честь быть твоей женой. Я никогда раньше не говорила это, но тоже люблю тебя всем сердцем!

Он широко улыбнулся.

– Да, – прошептал Александр, – да, моя сладкая, я знаю.

– Знаешь?

Почему она вдруг обиделась?

– Я видел это по твоим взглядам, по твоей улыбке. По тому, как ты горишь в моих объятиях.

Ханна прикусила губу.

– Полагаю, это так. – Ведь и она видела его взгляды и улыбки.

– Ханна, любимая, некоторые вещи в словах не нуждаются. Некоторые вещи говорят сами за себя.

И слов больше не было. Всю ночь и половину утра.

Эпилог