Спасенная с «Титаника»

На рассвете Элла проснулась и захныкала, требуя молока. Мэй закутала ее потеплее и, собравшись с духом, вышла на палубу, чтобы посмотреть на океан. Рядом не было никого, за исключением матроса, который улыбнулся и тактично отошел в сторону. И экипаж, и пассажиры «Келтика» уже поняли, что Мэй неприятны любые напоминания о недавних событиях.

Селеста – та стремится поведать о трагедии целому миру, а Мэй – нет. Она будет хранить страшные воспоминания глубоко в душе до конца своих дней. Когда Селеста писала письмо канонику, Мэй умоляла подругу не описывать ее историю в подробностях и упомянуть лишь, что в результате катастрофы она овдовела.

– Пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы на меня показывали пальцем на улице и жалели.

Это было единственным условием, которое поставила Мэй, согласившись принять щедрое предложение Селесты. Никакого прошлого, шанс начать все заново. Селесте не оставалось ничего иного, как согласиться.

Серым, пасмурным днем двадцать пятого апреля судно вошло в ту часть Атлантики, которая именовалась Западными подходами. Это означало, что английский берег уже близко и скоро судно придет в Ливерпуль. Мэй предстояло выполнить последнюю задачу.

Если она решила переписать жизнь с чистого листа вместе с малюткой Эллой, нужно уничтожить то, что связывает их с ужасным прошлым: задубевшую от морской соли ночную рубашку, детские одежки – в общем, все, что может выдать в них пассажиров «Титаника». Мэй затолкала ненавистные тряпки в карман пальто и поднялась на палубу. Убедившись, что на нее никто не смотрит, она бросила свои вещи в воду. Подхваченные порывом ветра, сперва они заполоскались на поверхности воды, точно флаги, а затем уплыли прочь по волнам, как раздувшиеся тела утопленников. Мэй быстро отвернулась, испуганная этим жутким сходством.

Чуть погодя она провела рукой по рубашечке Эллы, украшенной прелестным кружевом, погладила чепчик, одну пинетку. Вторая потерялась в тот день, когда они сошли на берег в Нью-Йорке. Мэй только сейчас рассмотрела затейливый узор кружева – искусно выплетенных животных из Ноева ковчега, собак, лошадей, оленей – всех по паре, а за ними голубку с распростертыми крыльями. Какая тонкая работа! Пощупав материю, Мэй поняла, что это кружево изготовили с любовью и гордостью.

Они обе – и Мэй, и Элла – обрели свой ковчег, свое спасение сперва в шлюпке, а затем на борту «Карпатии». Их судьба и теперь в воле океана. Перегнувшись через перила, Мэй всмотрелась в толщу воды и увидела тысячи бурлящих белых пузырьков, похожих на кружево. Нет, она не сможет смотреть, как уходят в темную глубину эти прелестные детские вещички. Наверное, вот так же утонула ее любимая доченька… Мэй сунула одежки обратно в карман: море их не получит. Мэй не вправе выбросить то, что ей не принадлежит, однако и Элла не должна узнать тайну, которую хранят эти вещи. Мэй уверена в одном: нельзя уничтожать любовь, как бы горька ни была память.

Глава 31

Ярко горели свечи в канделябрах, в браслетах и серьгах сверкали бриллианты. Обед прошел вполне сносно, хотя Селеста не могла даже смотреть на еду. Как ей проглотить хоть кусочек, когда ушибленные ребра больно трутся о жесткий корсет? Любой наклон или поворот причиняет адскую боль, а надо улыбаться и быть безупречной гостьей. Строго на своих местах, обозначенных табличками, сидят надутые индюки – самые состоятельные коммерсанты и дельцы в городе, сколотившие огромные состояния за последние несколько лет, в их числе партнеры Гровера из юридической конторы «Рётцель и Эндресс». Напротив Селесты – один из «резиновых магнатов», совладелец фирмы «Б. Ф. Гудрич». Все ждут подробностей ее захватывающей истории.

– Гибель Уолтера Дугласа – ужасная потеря, не правда ли?

Акронские газеты пестрели сообщениями о смерти легендарного основателя компании «Квакер оутс».

– Его бедная жена осталась с одной шубкой на плечах. А другие – Джон Джейкоб Астор, Гуггенхайм, чета Штрауссов, – все они умерли… Селестина, вы, должно быть, встречали кого-то из них в салоне первого класса?

Она немного замялась, поймав пристальный взгляд Гровера, потом улыбнулась и кивнула.

– Все эти джентльмены держались очень храбро, – сказала она. – Их мужество никогда не будет забыто. Жены некоторых вошли в «Комитет спасенных», и мне довелось с ними общаться.

– Говорят, простолюдины из третьего класса вели себя как скоты, – вставила мать Гровера, Хэрриет, отправляя в рот очередной кусок пирога с вишней.

– Я видела совершенно иное, – резко возразила Селеста. – Мужчины из всех классов прощались с женами, целовали детей, зная, что больше их не увидят. Большую часть пассажиров третьего класса – в том числе женщин с детьми – не пускали на палубу почти до самого конца, когда уже не осталось спасательных шлюпок. Несчастных бросили на произвол судьбы, оставили умирать. Пятьдесят три ребенка, ехавших в третьем классе, погибли в ту ночь. Пятьдесят три! И только одна девочка – в первом, и то лишь потому, что она добровольно отказалась расставаться с родителями.