Спасенный Богом: Воспоминания, письма

Было вероятно три-четыре часа пополудни, вижу, как мне навстречу движется значительная группа всадников. Едут шагом. Я по близорукости плохо их различаю. И вдруг, от этой группы отделяются три всадника, прихлестывают коней и с криками устремляются на меня. "Вот он! Опять он! Попался голубчик!" Вся группа мигом окружает меня. Господи помоги! Оказывается это все те же "красные кубанцы", которые более двух недель тому назад, задержали меня в Снагости[31]

. Сейчас они узнали меня, быстрее, чем я их. Они в ярости. Один ударяет меня нагайкой по голове, другой плетью по спине, третий ногами пытается попасть в лицо. "Ах, мерзавец! У нас отступление, а он здесь! Шпион! У него карта. Помним, как ты документы спрятал, и деньги в подтяжки зашил!" Я отбиваюсь, как могу: "Какая карта, ничего у меня нет, а документы вот! В них сказано, что я был арестован по ошибке. Опять иду в командировку. Читайте!" Протягиваю им мои бумаги. Они мне заламывают руки и обыскивают. Конечно, ничего не находят, кроме картошки в карманах. Новый взрыв ярости: "Шпион, бродяга! Картошки набрал, чтобы было чем питаться в дороге!"

Среди этой группы головорезов, бледный молодой человек с интеллигентным лицом, в студенческой фуражке. Видно, что ему хочется меня защитить, но он не смет. Молчит. Кубанцы не успокаиваются: "Мы тебя сейчас расстреляем!" — кричат они. "Как сейчас? — сопротивляюсь я. — Надо все проверить, я командировочный!" Никакого впечатление на них это не производит. Они будто пьяные от ярости. "Ну, нет! Мы тебя сейчас на месте хлопнем! Хватит, уже проверяли!" Меня охватывает животный страх близкой смерти, сейчас, через несколько минут. Красные это замечают и начинают издеваться: "Ишь, подлюга, испугался. Боится! Не хочет помирать, а шпионит!" Я стараюсь взять себя в руки. Господи не оставь меня!

В это время слышу, как "красные кубанцы" загалдели между собой: "Командир полка едет! Вот он!" Оказывается командир первого кубанского полка проезжал мимо и, узнав о случившемся, приказывает привести меня к себе. Меня под конвоем подводят к нему, а "кубанцы" мгновенно исчезают. Командир, а полковой комиссар слева, едут в экипаже. Комиссар, человек средних лет, темноволосый, в черном кителе. Командир, в штатском, лет пятидесяти, толстое, оплывшее "дворянское" лицо, сам полный. Ему протягивают мои документы. Не взглянув на них, он молча протягивает их комиссару. Тот просматривает и цедит сквозь зубы: "Документы в порядке". Командир, смотря перед собой, приказывает: "Отведите в штаб бригады! Он размещен там, впереди, в лесочке". Я взволнован: "Да меня "кубанцы убьют по дороге". "Нет, — говорит, — не убьют. Я им приказал уехать. Вас будет конвоировать красноармеец"[32].

Под конвоем добродушного белобрысого малого, меня ведут по дороге. Навстречу нам тянутся подводы, длиннющая линия. Красные, видя меня, кричат с подвод: "Деникинец! Ага, поймали гада! Сейчас, тебя в расход пустят. В штаб Духонина его надо повести!" Весь этот крик, для меня означал, только одно: быстрый и бессудный расстрел. Вместе с нами, совсем рядом, движется обоз со снарядами. Почему везут снаряды тоже в противоположную сторону?[33] Как только мы свернули на проселочную дорогу, стало пусто, красные нам больше не попадаются. Мирно беседую с моим конвоиром. "Вам повезло, что вы избавились от этих разбойников, — говорит парень. — Хулиганы! Для них человека расстрелять — все равно, что стакан воды выпить!" "А что будет со мной в штабе бригады?" Парень ухмыляется: "Да ничего, отправят в тыл для расследования" Боже, неужели все заново! Это мне совсем не нравиться, но все же лучше, чем быть расстрелянным на месте "кубанцами".