Спаси меня

– Звучит ужасающе, – сказала Марго бодрым голосом человека, который никогда в жизни не отжимался. – Я теперь могу дойти до Хайгейт-Вест-Хилл и не упасть замертво только благодаря Флоре. А что за компания, в политику которой входят пытки над сотрудниками?

Сто́ит только начать рассказывать о себе, и начинаются вопросы, ответы на которые не только раскроют печальную правду, но и обнажат твою несчастную душу.

Уилл с надеждой посмотрел в сторону кухни. Еду все не несли, пришлось отвечать.

– Финансы. Банковское дело, – нехотя сказал он, зная, что люди обычно недолюбливают банкиров. – Простыми словами, сдержки и противовесы: я следил, чтобы компания не инвестировала в сомнительные или незаконные предприятия и чтобы клиенты не отмывали через нас огромные деньги. Ты не представляешь, как часто мои коллеги даже не думали, что это возможно.

– Понятно, – отозвалась Марго, схватив Флору за шлейку: кто-то через пару столов от них уронил на пол кусок хлеба. – Наверное, твоим коллегам не нравилось, что ты мешал им почувствовать себя «волками с Уолл-стрит». Для этого ты поднимал тяжести перед завтраком? Чтобы сдружиться с товарищами по работе?

Она невероятно проницательна. Даже слишком. Ему потребовалось несколько месяцев и помощь Роланда, а Марго установила взаимосвязь меньше чем за пять минут.

– Тебе нравилось работать в такой обстановке?

– Как видишь, нет, иначе я не вернулся бы домой, чтобы помогать в семейном бизнесе и жить в квартирке над магазином, – огрызнулся Уилл.

– Извини, я уже заткнулась, – Марго сделала вид, что закрывает рот на замок, и тут же приняла оскорбленный вид вдовствующей герцогини, увидевшей в церкви мужчину в коричневых туфлях.

– Ты тоже извини. Для меня это больная тема, и я порой бываю не в меру обидчив.

– Ты не обязан ничего объяснять, – уверила его Марго, отбиваясь от Флоры, которая решила залезть на ручки. – Проклятое любопытство.

– Теперь самому стыдно, – признался Уилл. – Я всю сознательную жизнь думал о карьере, достижении целей и стратегиях роста, пока три года назад не пришлось поработать под началом некоего Топпера Ливингстона Мерсера Третьего.

– Никогда не поверила бы человеку, которого зовут Топпер.

– Значит, ты мудрая, – признал Уилл.

Пятнадцать лет он стремился к вершине. Париж, Берлин, наконец Нью-Йорк… Несмотря на множество опасностей, подстерегающих человека в мире больших денег, он сумел построить замечательную карьеру, потому что никогда не терял хладнокровия и всегда принимал взвешенные решения. Во время финансового кризиса две тысячи восьмого года категорическое неприятие риска оказало ему большую услугу. Женщины, с которыми он встречался, тоже были спокойны и сдержанны и при этом не менее амбициозны, чем он сам. Их больше интересовал карьерный рост, чем романтические чувства.

Задним умом он понимал, что не стоило менять работу в крупном международном инвестиционном банке с устоявшимися законами и правилами на частную компанию, где процветали нравы Дикого Запада. Но ему предложили должность старшего вице-президента с семизначным окладом, не считая ежегодной премии, возможностью приобретения акций и целым списком привилегий, от лучших мест на стадионе Мэдисон-Сквер-Гарден до пользования корпоративной яхтой. Он не был заядлым болельщиком и мог спокойно обойтись без яхтенного отдыха и все же купился на культуру компании, предлагавшую все лучшее не только в офисе, но и за его пределами.

– Я видел свою духовную миссию в том, чтобы подняться над прошлым, взять жизнь в собственные руки и накачать идеальный пресс. Я не пропустил ни одного занятия по тимбилдингу, на которых мы боролись с собственными страхами, спускаясь с небоскребов и сплавляясь по бурным рекам. До сих пор коробит, как вспомню.

– Жуть какая, – передернулась Марго.

Им наконец принесли навороченные гамбургеры.

Скоро выяснилось, что против его назначения выступал Топпер, член совета директоров, прапрадедушка которого основал компанию. Типичный сынок богатеньких родителей, кичившийся своей принадлежностью к состоятельным белым протестантам англосаксонского происхождения. На момент прихода Уилла ему перевалило за пятьдесят, он в третий раз женился на модели «Victoria’s Secret» и плевал на всех и вся, о чем недвусмысленно говорила неоновая надпись на стене его кабинета: «Выкладывайся или проваливай».

Им удалось кое-как просуществовать в состоянии обоюдной ненависти два с половиной года, пока Уилл не затормозил новый фонд Топпера, который тот называл «мой гребаный magnum opus[5]». Постаравшись как следует, Уилл нашел несколько сигналов, предупреждающих об опасности, и совет директоров его поддержал, с минимальным перевесом голосов. После этого Топпер начал сживать его со свету: злословить о нем в барах и на кортах, заводить дружбу с младшими членами его команды, которые не знали, что такое лояльность, и ради следующей ступеньки в карьере зарезали бы собственную бабушку.