– Я знаю, – сказала я. – Вот только… – Я запнулась и нерешительно посмотрела на Лексингтона.
Он настойчиво кивнул:
– Говорите же, мисс Белл.
Я набрала в легкие воздуха:
– Я думаю, что со многими другими учениками нашей школы вы не обошлись бы так, как со мной в тот понедельник.
Лексингтон наморщил лоб:
– Боюсь, что я вас не понял.
– Мне просто интересно, поступили бы вы со мной так же, если бы мои родители регулярно переводили на счет Макстон-холла большие суммы денег.
Я не могла поверить, что правда сказала это. Я чувствовала, как быстро колотится сердце, когда глаза Лексингтона расширились от негодования.
– Мисс Белл, я попросил бы вас…
Я отрицательно помотала головой:
– Мне очень жаль, мистер Лексингтон, но так я это восприняла. Вы не дали возможности сказать хоть слово в свою защиту. А мне казалось, что я этого заслуживала – после всего, что сделала для школы за эти годы.
Лексингтон уставился на меня.
Я подумала, не совершаю ли сейчас большую ошибку, но вместе с тем мне было все равно. Я заговорила о несправедливости, которая годами была проблемой Макстон-холла. Я не знала, изменю ли этим хоть что-нибудь, но меня это мало волновало.
– Спасибо за вашу честность, – сказал наконец ректор Лексингтон. – Мне очень жаль, что так случилось. И я надеюсь, вы знаете, что впредь я приложу все силы, чтобы такое не повторилось. – Тон его как был, так и остался дружелюбным, правда, теперь стал чуть более официальным. Как будто каждое слово он подбирал обдуманно. – Если у вас еще будут проблемы какого бы ни было рода, дверь моего кабинета всегда открыта.
Я кивнула, хотя знала, что никогда не воспользуюсь его предложением. Я смотрела вслед Лексингтону, как он удалялся назад к костру, и почувствовала, что больше не злюсь на него. Я была даже благодарна ему в этот момент за то, что он преподал мне ценный урок. Если когда-нибудь я буду занимать высокую должность и мне придется решать судьбу другого человека, я не поведу себя так, как он.
Ибо теперь я знала, что у всякой истории есть как минимум две стороны и каждая из них заслуживает того, чтобы ее выслушали.
Моей задачей в этот вечер было продавать ученикам штокброт – и по возможности незаметно наблюдать за толпой и присматривать за Руби. Время от времени я видел копну ее каштановых волос в отблесках огня – или как она бежит через площадку, зажав под мышкой планшет для бумаг, но Руби исчезала из моего поля зрения так же быстро, как появлялась. И я снова сосредотачивался на учениках, которые то и дело подходили к стойке, подвигая мне по прилавку пару фунтов.
То, чего я никогда бы не стал делать раньше и, скорее всего, посчитал бы позорным, придает мне сегодня непривычный покой.
Еще с самого начала года – точнее, со смерти мамы – я благодарен за любую возможность отвлечься от размышлений о тех вещах, которые пошли наперекосяк.
Когда я работаю в команде оргкомитета, мне не надо ломать голову над тем, что я практически бездомный и живу у родителей своей девушки.
Когда я выкладываюсь на тренировках, мне не надо думать о том, что я растоптал память своей мамы.
И когда я с головой ухожу в учебу, мне не приходится искать ответ на вопрос, что, черт возьми, я собираюсь делать после окончания школы, если понятия не имею, чему посвятить свою жизнь.
Я пытаюсь скрыть это от Руби, но с каждым днем это дается мне все труднее. Потому что чем дольше я думаю об этом, тем яснее становится: ответов на вопросы у меня нет, и поэтому мои тревоги лишь усиливаются.
– Старик, у тебя все штаны перепачканы мукой.
Я вздрогнул и поднял голову. Передо мной стоял Рэн и с ухмылкой указывал на мои ноги.
– А что, уже девять? – удивленно спросил я, посмотрев на часы. Мы с Рэном договорились, что он заберет меня после моей смены и мы продолжим праздник костра по нашей старой традиции.
Рэн кивнул, и я кое-как отряхнул свои джинсы. Передав кассу Кирану и вытерев руки о полотенце, я вышел из палатки.
Несмотря на то что в последнее время я постоянно вижу Рэна и по дороге в школу, и на уроках, и на тренировках, мне кажется, что мы очень давно толком не говорили друг с другом.
– Как дела? – спросил я наконец. Во-первых, потому что ничего другого не пришло в голову, а во-вторых, потому что мне в самом деле это интересно.
– Я как раз хотел спросить тебя о том же самом.
– Хорошо, что я первый спросил.
Рэн ухмыльнулся, и мы вместе пошли к месту, где стояли курильщики и несколько человек пили пиво.
– У меня все хорошо, – сказал Рэн после недолгого молчания.
Музыка, звучащая из динамиков, становилась тем тише, чем дальше мы удалялись от огня.
– И как именно? – осторожно спросил я. Рэн до сих почти не рассказывал нам о своей новой жизни. Ни о доме, в который они переехали, ни о том, как его родители справились, начав все с нуля. От Алистера я знал, что Рэн так же редко бывает на тренировках, как и я, но когда я спрашивал у него, как дела, он всегда менял тему.
Рэн стыдился своей новой жизни, я это отчетливо видел по нему. И меня приводило в отчаяние то, что он не хочет говорить об этом со мной, хотя мы с ним, черт побери, сидим в одной лодке.