Спаси нашего сына (СИ)

Если он сейчас не закроет свой рот, мало не покажется. Чтобы не было тогда, в марте, теперь все иначе. Я практически на сто процентов верю Еве и верю в то, что она носит моего ребенка. И слышать это про мать моего сына не желаю. Чтобы не случилось, это вообще не тема Дениса, спасатель фигов.

— А ты хочешь чужого ублюдка воспитывать, Баранов ты, а не Баринов.

Зря он это. Тут все уже, предел.

Не помня себя от ярости, просто сминаю его, — как через стол перепрыгнул, как схватил его за грудки, ничего в голове не осталось, только желание смять нос человека, которого другом называл.

— Ты совсем придурок, — сипло отвечает Денис, говорить ему тяжело, еще немного и придушу этого дебила.

— Захлопнись, — рычу я, вдавливая его в диван, перед глазами красная пелена.

— Молодые люди, успокойтесь или покиньте заведение, — рядом возникает охранник в темной форме, но мне на него плевать с высокой колокольни, я кроме Дениса вообще не вижу никого. А он рыпается недовольно, пытаясь скинуть меня с себя, но куда там. Мы хоть и одной комплектации примерно, но в данный момент я гневом пропитан, как энергетиком. Чувствую, как чужие руки хлопают меня по плечу, — выйдите, там дальше разбирайтесь сколько влезет.

Еще долгое мгновение требуется мне, чтобы выпустить из захвата шею Дениса, и нехотя я его отпускаю.

— Да мы уже все, — я с темной решимостью смотрю на своего компаньона, — пойдем отойдем, Денис, поговорим на улице.

— Подраться решил? — усмехается он, поправляя смятую горловину рубашки. Голос Дениса слегка сипит, и он откашливается несколько раз, — ну идем, Рембо, если будет легче. Только не скули потом, что больно.

Я встаю и меня ведет. Вот теперь весь выпитый алкоголь оседает тяжестью в моих ногах, делая походку неверной, огни в баре кружатся хороводом, и главная моя цель — дойти до выхода прямо, а дальше разберемся.

На этом и сосредотачиваюсь, Денис идет рядом, хлопает себя по карманам и бурчит.

— Черт, кажется лопатник где-то здесь посеял. Ну и фиг с ним.

Мы вываливаемся в жаркую летнюю ночь, город до сих пор не остыл после раскаленного дня, и пахнет чем-то головокружительным, а может, дело не в воздухе вовсе, а в том, что творится в моем организме от двух бокалов темного.

— Ну, здесь бить будешь или отойдем? — насмешливо кривится Денис, — давай уж раз и навсегда порешаем, чтобы у тебя вопросов больше не возникало. Я тебе факты в лицо, а ты мне — она не такая. Такая, братан, еще как та…

Договорить он не успевает, я бью коротким, целюсь прямо в нос, но попадаю чуть ниже. Ден отходит, тряся головой, держится за разбитую губу, на пальцах темные разводы крови.

— Не смей больше о Еве говорить хоть слово, — рычу на него, кулаки сжаты, — я тебя сегодня слушал в первый и последний раз, понял?

— Ты больной, — он толкает меня в грудь двумя руками, я его — в ответ, — проститутка она, а ты — дебил.

После этого я валю его, и мы катимся по пыльному тротуару в костюмах за тысячи евро, над башкой мигают цветные фонари, внутри плещется спирт, а кровь стучит в висках в бешеном ритме.

Денис попадает мне в глаз и в ухо, я ему — все-таки в нос. Рычим, сыплем проклятия в адрес друг друга, и с каждым ударом будто легче становится, отпускает.

Хотя вначале казалось — убью. За то, что тогда ткнул мне этой грязной правдой в лицо, перед самым отлетом.

…У меня самолет через час, а Денис везет меня в аэропорт и смотрит странно, с жалостью как будто. От этого взгляда нехорошо, мутно как-то, и я ему говорю:

— Чего ты телишься, говори, что случилось?

— Я же Еву твою домой отвез, — начинает от и замолкает, а я понимаю вдруг, что дальше слушать не хочу, дальше ничего хорошего не будет.

— Ну, — все равно тороплю его, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас, — с ней все в порядке?

— В порядке, — усмехается он невесело, — еще как в порядке.

И кидает мне на колени мобильный.

— Галерею открой, последние снимки.

Пальцы не гнутся, я наверное раза с третьего попадаю в значок галереи, открываю снимки и вижу огромный черный джип с блатными номерами, возле него — мужика в черной дубленке. И Еву, ее лицо не попадает в кадр, мешает капюшон дурацкий, но я узнаю ее пуховик, свисающий шарф, сумку.

На следующем кадре — они целуются, и чужие руки с толстыми волосатыми пальцами обхватывают ее спину.

Еще пару снимков перед машиной, а дальше — они за руку идут по ступеням, и потом стоят вдвоем за стеклянной дверью у стойки ресепшен, лиц не разглядеть, только образы.

— Довез я твою матрешку домой, развернул машину, и засел прямо во дворе по телефону болтать. Снег идет, один черт, думаю, придется в пробке стоять, так лучше тут, на ровном месте.

А Ева твоя только зашла домой и почти сразу выпархивает обратно. И в джип этот садится, к чебуреку мохнатому. Я из интереса за ней следом поехал, а они в гостишку приехали, которая на съезде на трассу стоит. Ты ж знаешь, туда все шпилиться ездят… Короче, если у тебя с ней все серьезно, братан, то задумайся крепко, надо ли это тебе.