Спасибо за покупку

— Что вы, я не волнуюсь, — незнакомым, каким-то не своим голосом сказала Юлька и почувствовала, как напряглось тело, словно ей предстояло сейчас прыгнуть в ледяную воду и каждая клеточка, каждый нерв противились этому отчаянному ее намерению.

— Юлия! — слабо позвал отец из комнаты.

Она скорее ощутила, чем услышала его зов.

Отец лежал на диване, неестественно вытянувшись, с землисто-серым лицом, глаза виновато помаргивали. Но главное, в них засел страх, в его глазах. Она сразу это заметила, потому что до сих пор этого не видела никогда.

За столом что-то писал врач — молодой, угрюмого вида, усатый. По телефону не спеша переговаривалась девушка, одновременно пристально разглядывая и потирая пальцем какое-то пятнышко на халате. На волосах ее непонятным образом удерживался лихо посаженный синий берет с красно-золотой эмблемой «Скорой помощи». Она чему-то негромко рассмеялась, рукой надавила на рычажки аппарата, а затем уже положила трубку.

«Они не то делают, совсем не то!» — в отчаянии думала Юлька, проклиная свою беспомощность. Надо было кричать, звонить, звать на помощь, чтобы появился здесь кто-то другой — настоящий, не этот равнодушный писака, не смешливая модница под синим беретом, но заботливый, внимательный, большой и добрый человек, который в одно мгновение развеял бы незнакомый пронзительный страх, застывший в глазах отца. Она, кажется, понимала, что призывает сюда Айболита — милого толстого волшебника, умеющего все поправить и излечить и даже не сделать при этом больно. Детская вера в чудо овладела Юлькой. Ведь и у страшной сказки всегда счастливый конец, надо лишь потерпеть. Чуть-чуть потерпеть и дождаться.

И только потом, когда Юлька, проводив отца, вышла из приемного покоя больницы, на нее гремящей лавиной хлынуло горе, не давая дышать, шевельнуться.

Больше недели отец пролежал в реанимации — все висело на волоске. Дни и ночи для Юльки спутались…

Сейчас отец на третьем этаже, в светлой трехместной палате. Зыбкое равновесие, игра в «тянем-потянем» между жизнью и смертью окончилась, хоть, возможно, и не навсегда.

— Инфаркт-то обширный какой! — вздыхала и горько поджимала губы Полина Савельевна, соседка. — Это еще чудо, что все обошлось.

Да, разумеется, чудо. Правда, оказалось, что в жизни оно выглядит совсем по-иному, чем в сказке. Совсем, совсем по-иному выглядит в жизни чудо!..

В тот день, когда отцу стало легче, Юлька приняла важнейшее за все свои сознательные годы решение: отказаться от поступления в институт, идти работать.

Она слышала и читала, что подобного рода выбор обычно связан у людей с колебаниями и сомнениями, и очень удивилась себе, поскольку ничего похожего не испытывала. Юлька понимала: отец не поправится долго, а когда поправится, ему дадут инвалидность и работать он больше не сможет. Во всяком случае, работать, как раньше. Но если бы даже захотел и смог, не смогла бы Юлька. Не смогла бы больше мириться с его вечными командировками, вечными к нему звонками из дальних мест, где рабочий день в разгаре, когда в Москве спят; с его ответственностью за все и вся, с круглосуточными заботами о планах — выполненных и невыполненных, с увязками чего-то с чем-то, а также какими-то неувязками, с тысячью других вещей и понятий, о которых она наслышана с детства.

Юлька у папы одна. И он один у Юльки. Маму она не помнит. Мама умерла давно, когда Юлька была совсем маленькой. Неожиданно умерла — от гриппа. С тех пор дома болезнь эта считалась самой коварной и страшной. Во втором классе Юлька тяжело захворала — высокая температура, бред.

Надо было видеть папину неимоверную радость, когда врач определил корь!

Кстати, выбор Юлькой института — медицинский, и никакой другой! — как раз и определялся тем, что на свете продолжал существовать гриппозный вирус — грозный, неистребимый.

Приняв решение не сдавать в институт, а поступать на работу, Юлька никак не ожидала, что работать ей идти в сущности некуда.

На досках объявлений, развешанных на каждом шагу, в приложении к газете «Вечерняя Москва», на стендах у заводских проходных — повсюду бросались в глаза слова «требуются» и «приглашаются», за которыми следовали длинные перечни самых различных профессий и специальностей.

В ком только не нуждался город!

Требовались и приглашались строители и механики, шоферы и машинистки, бухгалтеры и плотники, научные работники и швеи-мотористки. «Водитель трамвая — интересная профессия!» — взывала афиша. «Водитель троллейбуса — интересная профессия!» — как бы спорила с ней другая. И невозможно было решить, какая же из них все-таки интересней.