— Не волнуйся, я распорядился — по маршруту движения будут выставлены посты, так что хороните спокойно.
— Еще раз спасибо, Константин Андреевич.
— До свидания.
— До свидания, Константин Андреевич.
«Сам то, конечно, прийти не мог — все–таки чин — начальник милиции. Вот если бы мэр того… тогда бы… А мы не того полета птицы, классом ниже. Ну да ничего, главное позвонил. Значит признал меня приемником Гришки,
Одной из последних приехала Инна. Всю дорогу, пока она ехала на такси от своего дома к кинотеатру девушка терзала себя мыслью: «Ну зачем я туда еду? Ведь он мне был противен еще при жизни. Видеть его мордоворота–братика, избегать взгляда его вдовы. Господи, ну зачем это мне все нужно»? И тут неожиданно подумалось: «А как же ты Инночка хотела? Наслаждаться жизнью на грязные деньги, ублажать своим телом эту скотину. А теперь я, видите ли, хочу праведной стать, честной. Нет, милая, ты должна быть там, испить чашу позора сполна, что бы навсегда отбить у себя желания попадать в компанию к таким людям». Девушка невесело про себя улыбнулась и посмотрела в окно машины — скоро будет и кинотеатр. И, уже выходя из такси и направляясь к зашторенному черными траурными шторами фойе, Инне в голову пришла мысль: «А ведь это я виновата в Гришкиной смерти. Я же попросила Бога помочь. Вот он мне и помог».
— Здравствуй Инна, — брат Гришки из подо лба посмотрел на девушку.
«Это я его убила и ни чуть не сожалею об этом».
— Здравствуй Коля, прими мои самые глубокие соболезнования.
«Ничего не скажешь красивая баба, умел Гришка себе баб подбирать».
— Спасибо, Инна, проходи, пожалуйста. К его вдове можешь не подходить.
Девушка молча кивнула и пошла по направлению к гробу.
«Ну наконец то», — Князев увидел как к кинотеатру подъехала посланная за священником машина.
— Здравствуйте, святой отец, — Николай поспешил навстречу входящему священнику и почтительно склонил перед ним голову.
— Здравствуйте, — сухо ответил тот, — Там, в машине лежит моя сумка с некоторыми необходимыми предметами, пусть ее принесут, и покажите какое–нибудь уединенное место, где я смогу подготовиться к отпеванию. Я буду готов через десять минут.
«Показывай, показывай свое недовольство, поп. Все равно — как я захотел, так и вышло. Захотел, и вот ты сейчас будешь отпевать моего брата, захотел, и похороны пройдут по высшему разряду. У меня все схвачено — власть, милиция и даже церковь. Все схвачено, все под контролем», — Князев чуть печально улыбнулся священнику и тихо сказал:
— Конечно святой отец. Я сейчас мигом все устрою, — он махнул рукой, подзывая одного из коротко стриженых мальчиков, — Толя, отведи святого отца куда–нибудь в уединенное место, что бы он мог там подготовится к отпеванию. И принеси потом туда его сумку, она сейчас лежит в машине.
— Как все–таки бывают чванливы, высокомерны и самонадеянны люди, — чуть потемнел Свет.
— Такова их сущность, без этого люди не люди, — Тьма стала еще гуще.
— Но, иногда, их надо ставить на место, — чуть–чуть вспыхнул Свет.
— Иногда надо — как отец иногда дает подзатыльник не в меру расшалившемуся ребенку, что бы тот меру знал, — немного рассеялась Тьма.
Священник сдержал слово — он вошел в фойе через десять минут.
«Господи, Ты же знаешь, что тут я по принуждению. И нет у меня никакой жалости к этому усопшему, тем более к такому. Все мертво и пусто в душе, а перед глазами моя Танечка — высохшая, изможденная… мертвая», — Сергей почувствовал, как комок подкатывает к его горлу. Он усилием воли прогнал от себя эти мысли и, взмахнув кадилом протяжно начал: «Господи! Ты нам прибежище в род и род. Прежде, нежели родились горы, и ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог…» (3)
.Инна смотрела на колеблющийся язычок пламени свечи. «Сейчас отбуду и все. И больше никогда, никогда…», — девушка не успела додумать что она «никогда» — густой мужской голос ворвался в сознание, своим властным напором выдавливая из головы все другие мысли: «Господи…». Инна вздрогнула, вздрогнул язычок пламени: «Он!». Девушка подняла глаза. Да это был он — священник, которому она исповедывалась в церкви. Исчез гроб, исчезла толпа. И словно наяву вспыхнуло то, что было в церкви, на исповеди. И вновь только он — строгий, величавый…притягательный и она — коленопреклоненная. «Батюшка, я грешна». «В чем твой грех, сестра?» «Я живу в блуде». И как тогда девушка ощутила на своих губах прикосновение к его руке — горячей, чем–то неуловимо приятно пахнущей. Печальные слова псалма вернули девушку в действительность — строго и элегантно одетая толпа, роскошный гроб с тошнотворным содержимым и омерзительный брат этого содержимого с сальным взглядом: «Господи, быстрее бы это все кончилось». Но уже не было так пусто и холодно на душе — легкий теплый ветерок стал обдувать ее. И ветерок этот исходил от него — стройного, красивого, молодого священника.