«Спасите наши души»

В базе быстро отправили всех отдыхать, остался только личный состав первого дивизиона, которым я командовал, для приведения в исходное состояние систем ГЭУ и проведения периодического расхолаживания установки. Оценить в море загрязненность кон­цевых отсеков не могли, так как приборы зашкаливали. В базе оценку сделали, но она была уже не первичной. Знаю только, что после приведения систем ГЭУ в исходное состояние, нас на контрольно-дозиметрическом пункте отмывали около трех часов. В результате такой «отмывки» у меня на спине почти не осталось кожи. На другой день прибывший из Москвы специалист по ра­диационной медицине отобрал по внешним признакам группу из 13 человек, в которую лошел и я. Нас отправили в Полярный, в госпиталь, где спешно открыли специальное отделение. Там, кроме меня, прошли лечение А.Н. Рубайло, Н.Д Скворцов, В. Бондаренко, Тимошин, Т.Г. Шевченко, Фуре, М.Б. Джанзаков (остальных не помню). Прошли, скорее, обследование, чем лечение. Никаких от­меток в медицинских книжках, кроме регистрации, у нас не было. Однако меня, например, не допускали к работе с ионизирующими и радиоактивными источниками три года. Нам лишь сообщили, что мы получили по 180—200 бэр, но это не очень много, и обнадежили: все пройдет.

Объективно свои ощущения в тот момент могу охарактеризо­вать так: повышенная утомляемость, непроходящее чувство устало­сти, потливость (особенно ладоней и ног), плохой сон, повышенная нервозность, возбудимость, нетерпимость к окружающим. Непри­ятно удивило нас выпадение волос уже после госпиталя.

Экипаж лодки в целом сохранился, но из 13 человек, прошедших обследование, матросов и старшин срочной слркбы отправили в запас, офицеров и сверхсрочников спросили, где хотят служить, и по возмож­ности перевели. В. Бондаренко ушел на дизельные лодки, а затем через пять лет вернулся командиром БЧ-5 на атомные, Н. Скворцов перешел в учебный центр, А. Рубайло вскоре тоже туда перевелся. Я длительное время был за штатом, так как не соглашался на береговую должность, а затем все-таки получил назначение в экипаж. Т.Г. Шевченко длительное время служил в учебном центре, а затем вновь, уже мичманом, плавал на подводных лодках второго поколения. Он как-то сказал, что старшина 1-й статьи Фуре умер через два года после демобилизации, то есть в 1962 году. Явилась ли эта смерть результатом переоблучения, не знаю, но думаю, что да, ведь ему в то время было 22 года».

Авария парогенератора на К-8 была первой столь тяжелой для всего советского атомного флота Именно на опыте ее устранения были разработаны инструкции по эксплуатации ядерных кора­бельных установок. Авария 1960 года стала настоящей трагедией для экипажа атомохода, трагедией, которая сказалась на здоровье каждого из них. Но трагедия «восьмерки» позволила предотвратить и десятки подобных трагедий на многих атомных лодках. Наверно, именно так подставляет свою грудь пулям впереди идущий солдат, прикрывая собой бегущих сзади-

Следующий год — и еще две аварии, 1 июня и 8 октября, и снова с весьма тяжелыми последствиями. Об одной из них вспо­минает бывший член экипажа К-8 тех лет капитан 1-го ранга запаса Паньков: «Случилось это, когда находились в море на учебных торпедных стрельбах. Внезапно начала подниматься активность в турбинном отсеке. Причиной тому была течь радиоактивной воды из парогенератора Первый контур «светился», и командир принял решение закрыть его свинцовыми листами. Химик наскоро рассчи­тал примерное время нахождения в реакторном отсеке. Матросов, которые таскали листы, мы меняли строго через десять минут. Офи­церы электромеханической боевой части находились там столько, сколько требовала обстановка От часа до полутора По молодости вроде ничего серьезного и не было. Зато сейчас с кем из сослужив­цев ни встречусь, всем та авария боком вышла Так как мне тогда пришлось находиться в реакторном отсеке едва ли не больше всех, то и болезнь меня нашла быстрее других. Едва пришли в базу, меня послали на обследование. Определили лейкемию. Потом списали из плавсостава Тогда у нас многие лишних рентген нахватались».