Спаситель

Полдюжины головорезов, обнажив палаши и сабли медленно окружали его. Прямо перед ним стоял Солодовников.

— Сдавайся, Олег Павлинович, по-доброму, сице хочь семью сохранишь.

Артемьев поглядел на головорезов вокруг себя и медленно опустил саблю.

Глава 27

Наблюдая как Бесноватый с нежностью протирает дудочку на шнурке тряпицей смоченной в уксусе, а затем с той же сосредоточенностью с какой чистит карабин, водит ею по пламени свечи, Завадский вдруг понял, что ни разу не слышал, как Бесноватый на ней играет.

— Сыграй, — тут же попросил он, развалившись на лавке после кружки густого эля, бочку которого доставили к ним накануне вместе с другими припасами. В избе было жарко и Филиппа клонило в сон.

Бесноватый бросил на него сердитый взгляд.

— Ну сыграй же, — повторил Завадский.

— Не хочу.

— Ты не играешь на ней?

— Чего пристал?

— Ты таскаешь дудку, но не играешь.

— Это не дудка, сый пыжатка.

— Ладно, пыжатка, но в чем смысл?

— Отстань.

— Да ладно тебе, брат.

Аким, чистивший ружье у печки тоже загорелся поприставать к Бесноватому, правда, делал это деликатно по понятным причинам.

— Филя, не уразумел кроме? Не для сипованья она ему.

Бесноватый вовсе убрал пыжатку.

— Так ты вообще ни разу не играл на ней?

Бесноватый неохотно покачал головой.

— Эдак су и не пыжатка? — с удивлением «догадался» Аким.

Бесноватый рассердился, стукнул ладонью по столу, выхватил свою пыжатку и скорчив рожу, приложил к губам.

Из дудочки потекли заунывные однообразные звуки, складывающиеся в какой-то смутно-печальный мотив, не производивший никакого впечатления. Бесноватый косил глаза на конец пыжатки, старательно надувал щеки, заметно было что он напряжен.

Завадский изогнул бровь, переглянулся с Акимом, который пожал плечами — дескать, что к чему?

Тут вдруг мотив резко переменился — печальный звук замер и рассыпался на тысячи осколков, заскакавших по избе. Мелодия взорвалась и зашлась каким-то бешеным темпом, переливаясь на удивительные лады. Печаль сменилась радостью, но какой-то дьявольской, будоражащей. Бесноватый преобразился, лицо его стало одухотворенным, гибкие пальцы также бешено бегали по всей длине пыжатки. Завадский начал невольно двигать плечами. Но Аким опередил его — вскочил с лавки и стал прыгать вприсядку, лихо барабаня каблуками по дощатому полу. На шум в избу заглянули Сардак и Егор и побросав шапки, тоже пустились в пляс. Филипп почувствовал будто какая-то сила поднимает его с лавки. В отличие от своих братьев, он не плясал вприсядку, а танцевал только то, что умел, то есть танец робота. Остальные, не останавливая танца, пооткрывали рты, глядя как Филипп роботизированными движениями хлопает в ладоши у себя над головой, пока ноги безо всяких видимых движений перемещали его от лавки к печке. Аким вдруг с визгом вскочил на стол и стал прыгать на нем, приседая на корточки и стуча по столешнице руками, как возбужденная шимпанзе. Со стола полетела посуда и еда. Ко всему прочему, он начал ухать тоже по-обезьяньи. Сардак тем временем пытался исполнять какие-то замысловатые прыжки, которые вкупе со странным движением ног напомнили Завадскому попытки повторить знаменитый удар ногами Лю Канга. Егор же взял зачем-то ухват, но тотчас бросил его и схватил ружье Акима и тогда Бесноватый закончил играть. Все разом тоже остановились.

— И вправду — бес, — сказал Аким, слезая со стола и утирая со лба пот.

— Что это было? — спросил Завадский, присаживаясь на лавку.

— Ты про мое сипование али свой перепляс? — спросил Бесноватый.

— Мда. — Филипп почесал голову и покосился на пыжатку, которую Бесноватый убирал за пазуху.

В этот момент дверь отворилась и в избу вошли Данила с Антоном, внося прохладу и облака морозного пара. Поглядев на вспотевшие лица только что плясавших братьев, они переглянулись, но ничего не сказали.

— Как все прошло? — спросил у них Филипп.

— Странно, брат, — ответил Данила, — человека воеводы Афанасия привезли, яко уговорено было, да Артемьев не пришед.

— Не пришел? — насторожился Завадский.

— От него холоп токмо был его — Бартошников. Сказывал — изволение от Артемьева передает, еже на уговор прежний вняти [согласен].

Завадский нахмурился, погладил бороду.

— А Афанасьев что? Подтвердил намерение воеводы?

Данила кивнул.

— Но почему же не пришел Артемьев? Бартошников не говорил?

— Сказывал токмо, еже зело опасно ныне барину его покидать гарнизон, и без того зачастил. Карамацкий час не ровен пронюхает, зане [потому] же послал от себя токмо шавку свою — Бартошникова.

— Странно.

Завадский поднялся, продолжая поглаживать бороду, и в задумчивости подошел к окну.

— А Бартошников как выглядел?

— Яко? — Данила пожал плечами. — Яко внегда.

— Не был напуганным? Встревоженным?

— Ин нет, вроде.

— А хвоста за вами не было?

— Не влающи [сомневайся], братец, — ответил Антон, — ежели б и хотели, за нами черт не угонится.

— Значит, Бартошников подтвердил, что дело субботнее в силе?

— Так и есть. Сказывал, в субботу деяние яко уговорено, Артемьев буде в остроге… Еже тревожит тебя, брат?