Спаситель и сын. Сезон 6

– Да не в нем дело. – И, не дав Спасителю времени осведомиться, в чем же дело, Фредерика продолжила: – Дело в том, что я недовольна своей жизнью и не знаю, как дать ребенку счастье, если сама несчастна.

– Серьезный вопрос, Фредерика.

– А вы не думаете, что ребенок сделает меня счастливой? – умоляюще спросила она.

– Ребенок не психотерапия.

– А что?! – чуть ли не закричала она.

– Непредсказуемое странствие, и я понимаю, почему вы в сомнениях, Фредерика, – прибавил он. – Материнство, отцовство – это обязательства, это ответственность. Но благодаря детям мы открываем в себе ресурсы, о которых не подозревали, и они, я бы сказал, неисчерпаемы.

Спаситель увлекся, забыв, что Фредерика всегда надеется получить конкретный совет.

– Так, значит, по-вашему, мне лучше его оставить?

* * *

В Орлеане в понедельник утром один мужчина пока еще даже не подозревал, что, возможно, ему суждено будет стать отцом. Его звали месье Козловский, и он преподавал французский и литературу в лицее. Пепельный блондин сорока одного года, полный поэзии, как весенний день. Он уже уходил на занятия, но напоследок взглянул на себя в зеркало в прихожей: эта шляпа, не слишком ли она… старомодна? Шляпа досталась ему от отца, так же как и гурметка. Он давно вырос, но вспоминал отца каждый день. Отец у него был плотник, крепкий, коренастый здоровяк. Перед смертью отец сказал ему: «Я люблю тебя, сынок. Ты никогда ничем меня не огорчал».

– Козлик! – окликнул его голос из комнаты. – Ты после школы не будешь нигде болтаться?

– Что значит «болтаться»? – удивился Козловский.

В проеме двери появился темноволосый паренек лет двадцати шести, шофер из такси «Убер» по имени Донован, страстно влюбленный в изящного учителя французской литературы.

– Ты меня прекрасно понял, – сумрачно сказал Донован. – Болтаться с девчонками, которые вокруг тебя так и вьются.

Молодой человек не сомневался, что девушки штабелями падают вокруг учителя.

– Для моего эго ты просто клад, – рассеянно отозвался Козловский. – Как думаешь, эта шляпа не too much?[7]

Молодой таксист стал еще мрачнее.

– Чего тебе надо, спрашивается?

– Нравиться тебе!

Они поцеловались.

– До вечера, – попрощался Козловский.

– Как это – до вечера?

– Шу-учу-у, – протянул учитель, отвечая любимым словечком подростков.

И беззаботно выпорхнул за дверь. Но беззаботность была наигранной. На самом деле, с тех пор как два месяца тому назад у него поселился Донован, с которым он познакомился, когда тот вез его домой с вокзала Обре, он все ждал, когда же молодой человек опомнится и заметит, что его зубная щетка загостилась у «старикашки».

Козловский пережил в свое время тяжелый разрыв, который опустошил его, и теперь он остерегался влюбляться. Не сообщил он своему молодому другу и об истории, какая началась у него до встречи с ним.

А началась она в субботу во второй половине дня, когда он зашел в ювелирный магазин в коммерческом центре. Он хотел уменьшить на два-три колечка гурметку, чтобы плотнее держалась на запястье.

– Красивая цепочка, – похвалила ухоженная продавщица – духи, макияж, украшения – именно таких женщин Козловский ценил.

– Цепочка моего отца. Он был… пошире меня.

Молодая женщина взглянула на него искоса. Козловский прекрасно знал этот взгляд, он спрашивал: да или нет? И специально, чтобы посмотреть на ее реакцию, сказал:

– Да, я гей.

– Нет… я… – забормотала продавщица.

Разговор начался вроде бы не слишком удачно, но не прошло и десяти минут, как он пригласил ее выпить кофе после работы. И они сидели и беседовали как старые друзья. Ее звали Фредерика, у нее было не слишком счастливое детство, она была склонна к депрессии, три года тому назад она забеременела, но отец ребенка исчез, и она сделала аборт. Она об этом сожалела, ей хотелось бы иметь ребенка, но, наверное, для нее уже поздновато… и тут он воскликнул:

– И я! Я тоже хочу ребенка. Отец был бы счастлив, став дедушкой!

Об этом Донован ничего не знал. Не знал он и об искусственном оплодотворении в испанской клинике, которая обещала 68 % процентов успеха после трех попыток. Фредерика собиралась отправить Козловскому эсэмэс, когда получит результат.

Думая то о своем отце, которого он обожал, когда был малышом, то о Фредерике, которая, возможно, станет матерью его ребенка, он все замедлял и замедлял шаги и вошел в класс на пять минут позже звонка.

– Ой, месье Козловский, зачем вы нас обманули? Мы решили, что урока не будет! – возмутился Полен, уже представив, как распорядится своим утром.

Большинство ребят учились у Козловского не первый год и поэтому позволяли себе небольшие вольности.

– Что это у вас за шляпа?

– Наследственная. Не нравится?

– Что вы! Она вам так идет!

Донован не ошибался. Учитель и ученицы взаимно кокетничали, тем более охотно, что чувствовали себя в полной безопасности. В прошлом году Алиса Рошто питала к Козловскому чувство, которое сама определяла на целомудренном английском как crush. Козловский перевел бы его как «слабость», а если в высоком стиле – то как «обожание». В то утро урок как раз был посвящен стилистике.