– Я должен был ждать его в конце улицы Бургонь, где уже нет никаких кафе. Но Жюстен оказался фейком, такого вообще не существовало. Это была ловушка.
Из подворотни выскочили три типа, повалили и стали бить. Били ногами.
– Старались по лицу. Хотели изуродовать.
Кими говорил безразличным тоном. Пережитое было настолько непереносимым, что он заблокировал все свои чувства.
– Трое против одного, сучья кровь! – воскликнул Жово, возмущенный до глубины души. – И кто они, эти уроды?
– Гомофобы.
Жово задумался. Слово попалось не из привычного лексикона.
– Всё! Понял! – сказал он, сообразив, что к чему. Только-то, спрашивается, и делов? – И как ты надумал отыграться?
– Отыграться? – удивился Кими.
– Но ты ж не позволишь себя топтать, – удивился Жово в свою очередь. – Мой друг Подсеки в легионе был вроде тебя, тоже примерял юбчонку. Но за один намек отправлял любого прямиком в медпункт. Научи их себя уважать, парень. Жово не без труда поднялся с кресла и начал рыться в карманах брошенной на стол куртки. – Для уважения другого средства нет.
Кими отшатнулся: Жово сунул ему под нос револьвер.
– В нем три пули. Сведешь счеты, потом вернешь. Это памятный подарок.
Кими не сомневался, что имеет дело с сумасшедшим. Наверняка какой-то недолеченный пациент месье Сент-Ива. Но не увидел другого выхода, как подставить сложенные руки и принять револьвер.
– Нет кармана? – сочувственно спросил Жово, видя, что паренек не больно-то расторопный.
– Есть, конечно, есть.
Кими сунул револьвер в карман и пощупал его через ткань. Ощущение было необычным, но не страшным. Жово счел, что на этом сеанс терапии можно закончить.
– И запомни: не ты, а другие должны опускать глаза, – заключил он. – Двадцать евро. Десять, если у тебя больше нет.
Кими положил две бумажки по 10 евро на стол. Ему было не по себе, но вопрос он задал уже достаточно громким голосом:
– И когда
– Когда хочешь. Но обязательно в это же время.
Когда Спаситель десять минут спустя вошел к себе в кабинет, он удивился запаху, который проник в него за ночь. Запах табака Жово успел выветриться. Но туалетная вода Кими оказалась стойкой.
Спаситель уселся за письменный стол и привычным движением открыл ящик, в котором держал тетрадь.
– Где же она? – пробормотал он в недоумении. – Куда ж я ее…
И тут он увидел тетрадь на письменном столе. Не слишком осторожно с его стороны. Уборщица, которая приходила раз в неделю убираться у него в кабинете, была женщина любопытная и болтливая. Не хватало еще, чтобы она сунула нос в его тетрадь… Спаситель увидел в приемной мадемуазель Альбер и теперь листал страницы, собираясь освежить в памяти запись, сделанную после прошлой консультации.
Но у него с пятницы не выходила из головы другая посетительница. Робертсон Мюриэль. В тетради он записал «агентство недвижимости». На выходных у него было время собрать информацию. Никаких домов на улице Мюрлен не продавали уже давным-давно. И что делать состоятельным парижанам в провинциальном Орлеане? Мадам Робертсон не осматривала никаких домов в квартале, она придумала правдоподобное объяснение, почему приехала из Парижа, чтобы рассказать свой кошмар Спасителю. Кошмар, который был рассказом о преступлении Жово. С одной несовпадающей подробностью: на Жово не было маски. Он был в черных очках и черном парике. Арестовали только его, наверное, потому, что только его и смогли опознать.
Спаситель убрал тетрадь в ящик.
Если прошлое Жово выплыло наружу, если одна из его жертв постучалась в дверь номер 12 на улице Мюрлен, имеет ли он право по-прежнему держать у себя в доме старого легионера?
Спаситель направился к приемной, чтобы пригласить мадемуазель Альбер, и споткнулся о книгу на ковре. Поднял ее. «Простимся с чувством вины».
– Это еще откуда?
Он поставил книгу на полку в шкаф и вдруг вспомнил детскую книжку с картинками «Девочка и три медведя»: «Кто сидел на моем стульчике? Кто ел моей ложкой? Кто спал в моей кроватке?» Но вопрос «Кто вселился в мой кабинетик?» не пришел ему в голову.
– Здравствуйте, мадемуазель Альбер. Сегодня вы пришли одна?
Мадемуазель Альбер едва заметно улыбнулась заговорщицкой улыбкой:
– С Мишелем.
– Здравствуйте, Мишель. Проходите.
Они заняли свои места, и Спаситель заметил, что Сара опасливо смотрит куда-то вверх, в правый угол.
– Как вы?
– Устала донельзя. – Ее все еще детское лицо и вправду выглядело усталым. – Всю неделю сплошные посетители.
Спаситель понял, что она говорит о голосах.
– В прошлый раз вы сказали, что Мишель самый приятный.
– Он тоже меня достал! Что бы я ни делала, говорит: «Она открыла дверь. Она села на стул в приемной». А теперь говорит: «Она разговаривает с психологом».
– Можно отвечать ему тем же. Говорить о нем… при нем. Это же первый голос, который вы услышали?
– Да, но теперь я думаю…
Сара замолчала и с безнадежным видом уставилась в левый угол на потолке.
– Теперь вы думаете…
Она перевела взгляд на Спасителя:
– Я вам сказала, что Мишель был первым, но теперь сама не пойму. Когда я была маленькой, я часто разговаривала вслух, особенно когда играла. Придумывала себе воображаемых друзей.