Спаситель (СИ)

Наконец, спустя часа три добрались они до одноглазого старика Никодима, на которого после пары выбитых зубов указал очередной разбойник.

Никодим, по его словам, раньше состоял в разбойной шайке, грабил ясачные обозы и имел связи с ургинскими торговцами, но давно отошел от дел и жил обыкновенным плотником на краю слободы, однако старые связи не растерял – подрабатывал перепродажей краденных шкур и для этих целей имел на своем дворе тайное подклетье.

Никодима застали на печке в избе, у него болел зуб, распухла щека. Рогаткину, впрочем, было плевать, он сорвал Никодима с печки за ногу, тот пререкаться на стал, а сразу сказал – жил у него «сый блазень» – при нем два разбойника, из которых один скалился аки черт, да отрок смекалистый. Жили в сарае, платили по копейке в день. Показал. Сарай как сарай – лежанки из соломы, да стол, под которым, правда обнаружился лаз в подклетье.

Старик объяснил им, что гости использовали подклетье для согрева – спали там. Рогаткин сам спустился туда с факелом. В подвале никого не обнаружилось, однако остался запах китайского чая. Коротышка понял, что на верном пути.

– Зде они бысти, во-то егда ушли. – Заявил он Голохватову и принялся за Никодима.

Тот поведал, что гости покинули его три дня назад.

– Аккурат егда он тебя надул, околотень, – зло посмотрел Рогаткин на Фому.

В этот момент один из рындарей издал радостный крик.

– Хозяин! Хозяин! Гляди еже сыскали.

Рындари протянули Рогаткину замызганный клочок бумаги, на котором чернилами было начертано что-то вроде фрагмента карты – елочные леса, реки и посреди всего волнообразный крест.

Коротышка положил лист на стол, присмотрелся. Возле самого перекрестья был нарисован гусь. Понятно дело – Гусейновская слобода, усмехнулся Рогаткин. Северная оконечность креста была зачеркнута и надпись рядом гласила: Селенгинск. Аналогично зачеркнуты были западный и южный оконечности, а восточная обведена кружком и подписана – Вербицкое.

– Вербицкое еже бо? – вопросил Рогаткин.

– Сепь о полтораста верст отсюда к востоку. – Ответил кто-то.

– Тайга же там глухая?

– Недалече.

– Во-то иде сука сия, – несильно ударил Коротышка Фому в живот, – три дня коту под хвост. Остолбени!

Ранним утром уже выдвинулись в «погонь». Дорога была плохой, снегом все замело напрочь, вдобавок сам путь был плохой. Вербицкое было ближе уже к Шильску, чем к Селенгинску и этот путь к сепи не был основным, то есть никаких населенных пунктов и острогов на нем не было, не считая зимовий кочевников. К тому же запал Рогаткина, как это с ним часто бывало в долгом однообразном пути быстро иссяк.

За сутки они прошли двадцать верст и порядком устали, разбили лагерь, разожгли костры. Голохватов развалился у костра в своей роскошной шубе. Рогаткин присел рядом, денщик принес им водки.

– Ты, Перпетуй, токмо Безхвостьеву не сказывай, яко мы с твоим Фомой обмишурились – на смех подымет.

Рогаткин крякнул от водки и зашипел.

– Не возьму я в толк, брат, вроде все верно делаем и едва берем суку, яко он абие [тотчас] ускользает. Онамо убо в долине почитай мы проиграли – ни расколщика поганца, ни товара… Словно дьявол шепчет на ухо ему.

– На кручинься, брат, – хлопнул его по плечу Голохватов, – в долине он взнаком уполз, обаче мы ему серьезно дали по зубам. Людей тьму перебили, тунгусов взяли.

– Да токмо еже они ведают? Ничего! Блазни!

– Неважно. Главное, брат, он ныне зело напуган и никому не верит. Ведает еже мы дышим ему в спину. И мы все ближе, рано или поздно он оступится, потеряет со страху разум.

– Ближе, – невесело усмехнулся Рогаткин, глядя на луну, – сам-то веришь, брат? В якой глуши даже черти не водятся, во-то почто ему зде деянити? Ты внегда рассудить умел хладно. Скажи мне, брат, что сызнова мы упускаем?

Голохватов потер свою рыжую бороду, прищурился на костер, отхлебнул водки.

– Посем он ее не сжег?

– Чаво?

– А ну-ка дай мне сию фигурку писанную.

Рогаткин достал бумажку с нарисованным крестом, протянул Голохватову.

– Запад под нами в том тайны для него большой нет, яко и север. Единаче юг, кольми отнележ он вышел. – Бормотал Голохватов, разглядывая бумажку. – Посем Вербицкое? Тунгусы? Положим. Обаче до них проще добраться годе.

– Яко?

– Ему надобен поводырь, овые водятся при острогах.

– Токмо все остроги наши – не сунется.

– Малые мы не охватили.

Голохватов щелкнул пальцем по листку.

– Ближе всех к тайге Селенгинск, да разве онаме еже бо имеется? А ну свистни писаря Мирошку!

Мирошка прибежал через минуту.

– Ну-ка, братец, назови малые остроги недалече Селенгинска, близ тайги, идеже нет покамест наших людей.

Мирошка поднял глаза к небу, задумался.

– Токмо один такой имеется, хозяин.

– Какой?

– Итанцинский острог.

– Вот он где, братец. – Голохватов швырнул от себя бумажку и поплотнее укутался в шубу.

Рогаткин с уважением поглядел на друга, поднял листок и тяжело вздохнул.

Глава 49

Ранним снежным вечером Филипп, Антон, Бес и Тишка проскакали на добрых жеребцах рыболовецкую слободу, и влетели по мосту в Итанцинский острог, компенсируя бодрым наскоком отсутствие свиты.