Спасительная неожиданность

Разговорились о польской кухне, в частности вспомнили краковскую колбаску, и тут вдруг оказалось, что советская и русская полукопченая колбаса «Краковская» 20 и 21 века, отличается от польского варианта 11 века, как небо от земли.

То, что у нас делалось просто из говядины и свинины с добавлением шпика, черного перца, чеснока и нитритной соли, запрещенной к применению во многих странах, а потом коптилось, в Польше изготавливалось хитро и с гораздо большим количеством ингредиентов. Тут в дело шла смесь из мяса свиных голов, телятины, говядины, свинины с добавлением всевозможной обрези из внутренних органов коров и свиней: сердца, легких, печени, диафрагмы. Не брезговали добавить уши, губы, щековину, а также вареную ячневую или перловую крупу и свежий лук. Напоследок сыпали вволю кориандра, тмина, корицы, гвоздики и черного перца, заливали всю эту мешавень свежей кровью и ставили варить, а после еще и запекали. Вот где в 11 веке кулинарные кудесники-то притаились, а вовсе не в Константинополе!

– А откуда же ты, богатый и знатный человек, можешь знать все эти кухонные изыски? – спросил я. – Ни за что не поверю, что ты поработал поваренком в собственном поместье!

– Да как-то, еще в подростках толкался на кухне от нечего делать в непогоду, вот меня наш главный повар Ежи и просветил.

– А вкусно он ее делал?

– Пальчики оближешь.

К сожалению, нашу «Краковскую» так не оценишь – обычная колбаска, ничего особенного, одна из многих таких же.

– Если сумею, на обратном пути из Франции постараюсь заскочить в твою усадьбу.

– Буду рад, заезжай.

И мы пожали друг другу руки. Увидев, что парень начал зевать, я, прихватив Марфу, откланялся.

Утром Венцеслав ворвался к нам с криком:

– Он уходит!

– Кого там куда черт с утра понес? – зарычал неласковый со сна Богуслав, – Ваньку опять за пивом погнало?

– Нет! Совсем нет! – метался поисковик, не в силах говорить толково от волнения, – С востока на запад уходит!

Закаленный годами внезапных ночных вставаний на работе в «Скорой помощи», я сориентировался почти мгновенно.

– Омар?

– Да! Да!

– Быстро уходит?

– Слишком быстро! Прямо летит!

– Нет, Венц, просто он очень близко. Побежали искать, пока Хайяма далеко не унесло, гоняйся за ним тут потом – у нас и коней-то сейчас нету.

Похмельный Богуслав зарылся носом в подушку и проныл:

– Без хаша и опохмелки никуда не пойду…

А мы, свистнув собак, унеслись. Проснувшийся еще с рассветом Константинополь уже вовсю трудился, народ спешил по неотложным делам, мешки, узлы и ящики везли, несли и волокли. На нас никто не обращал внимания – бегут и бегут, прознали где товар подешевле, вот и торопятся очень сильно.

– Все, пришли, – резко остановился я.

– Что такое? Я чую, туда надо бежать! – забеспокоился следопыт.

– А я вижу. Вон он, астроном, сам к нам идет, ослика в поводу ведет.

Немолодой мужчина в пестром халате и белоснежной чалме шел с расстроенным видом, ни на что не обращая внимания.

– Салам алейкум! – заступил я его дорогу.

– Ва алейкум салам ва рахматула, – удивленно ответил гений 11 века.

Потом он узнал меня и обрадованно воскликнул:

– Ты! Пришелец из будущего! А я все чаще думаю, что наша встреча была игрой моего ума, наведенной разумом, утомленным гонениями и математическими выкладками.

– Не мучь себя лишними раздумьями, – посоветовал многоопытный я, – если хочешь, можешь меня пощупать. Реальней человека и не сыщешь. Пошли завтракать.

– Ты понимаешь, – смущенно заметил астроном, математик, философ и поэт, – у меня в кармане последняя монетка кончилась еще вчера – польстился на свежеиспеченную лепешку. За постоялый двор теперь тоже платить нечем. Так что мне придется обойтись без завтрака. Не заработал я за последние три дня ничего.

И он прочел нам очередные рубаи:

О небо, к подлецам щедра твоя рука:

Им – бани, мельницы и воды арыка;

А кто душою чист, тому лишь корка хлеба.

Такое небо – тьфу! – не стоит и плевка.

– Ну я, видать, душонкой мелковат, – подытожил я, – в деньгах пока не нуждаюсь. Пошли вещи твои заберем, лучше нам поближе друг к другу жить.

– Да вещи все со мной, вон в сумках у моего ишака лежат – за постой же тоже платить нечем.

– Тогда пошли завтракать. Оплачиваю, естественно, все я.

– Я не имею права есть на чужие деньги! Я еще ничего полезного для тебя не сделал, чтобы меня кормить.

– Ты, достопочтенный, слишком чист душой. Это не мои деньги, это деньги тех, кто хочет остаться в живых и отвести грядущий катаклизм. И нам платят не за результат, а за работы по его получению. Если у нас не получится отвести метеорит, недовольных не будет. Вообще никого не будет.