Спасти Феникса

Это ведь была ее дорога, не правда ли? Она была вождем. Она была Вороной Милосердной. Возможно, Завет избавил Клокшелома от чумы, но послал вместо нее Фу снять урожай. Может быть, теперь она была судом Завета.

Она вспомнила грешника в Гербаньяре, его улыбку на лице, кровь на своих руках. Увидела Олеандров под деревом, требующих ее крови. Увидела Соколов в Чепароке, гонящихся за ней только потому, что она Ворона не на том рынке. Потому что Вороны должны были им подчиняться. Потому что Вороны всегда будут милосердными.

Она увидела огонь на мосту. Стрелу, торчащую из глаза. Обожателя, делящегося своими свитками с принцем. Тавина, перерубающего веревки моста. Железные колокольчики, повязанные на шеях ее родичей.

Увидела палец на столе. Целую тропинку из пальцев на пыльной дороге.

Увидела собственные руки, мокрые от крови.

Она была вождем. Она заботилась о своих. Вороны, грешники, бастарды, будущие короли. Каким-то образом все они стали ее родней.

– Будь ты проклята, Ворона, – умолял он. – Смилуйся.

Греггур Клокшелом страдал не из-за чумы. Он избрал свой собственный путь, точно так же, как Фу – свой.

Завет мог бы послать за ним чуму. Вместо этого он послал Ворону.

Фу уронила убойный колокольчик Тавина в пепел перед мутнеющим взором кожемага.

– Некоторые из нас, – сказала она, – милосерднее, чем другие.

Гвозди сандалий скрипнули по золе и костям, когда она отвернулась от Стервятника. Зубы и меч Тавина ждали на пепельной дороге впереди.

Она их подобрала и больше не оглядывалась.

Глава двадцать третья

Короткая жизнь

– Думала, никогда больше тебя не увижу.

Драга сдержала слово, и Фу нашла Виимо в одиночной камере. Соколы на страже осмотрели Фу, но ничего не сказали. Видимо, теперь ее выдавала связка зубов на шее.

Она ускользнула, когда капрал Лакима расквартировывала Ворон в гостевых казармах. Ее родичи были целы и невредимы по большей части. Однако Фу предстояло кое-что уладить, прежде чем она будет готова встретиться с Па. Умом она точно понимала, чем закончится этот разговор. Нутром она чуяла, что не готова к этому, пока не готова. А ее сердце…

Сердцу надо было избавиться от призраков.

Кожемага, лежавшая в неудобной позе на тонкой подстилке из соломы, приподнялась на локте.

– Пришла толкать речи или поплакаться о своем мертвом дружке-изменнике?

– Твои застрелили Подлеца, – напомнила она Виимо, пытаясь говорить надменно. – Это два предательства в пользу Стервятников против одного со стороны Ворон, так что давай не забывать, кто тут изменник.

– Значит, все-таки речи толкать. – Виимо снова повалилась на подстилку и закрыла глаза. – Давай закругляйся поживее. Мне тут еще сон досматривать.

– Что тебе обещали?

Ответа не последовало.

Фу вцепилась в перекладины решетки с такой силой, что холод пробрал до костей.

– Почему ты предала Клокшелома?

Виимо открыла один глаз.

– А если я не скажу, то ты воспользуешься очередным журавлиным зубом?

– Возможно. А может быть, ты сама захочешь мне сказать.

Виимо открыла второй глаз.

– Застрявшая под горой, отрезанная от своих, а теперь еще и погубившая собственного вожака, – продолжала Фу, прислоняясь к решетке. – Бьюсь об заклад, ты хочешь поведать хоть кому-нибудь о том, почему, прежде чем тебя повесят за измену.

Виимо некоторое время молчала. Потом села и сложила руки, разглядывая следы доблести.

– Я находила малышей, – сказала она. Впервые в ее голосе прозвучала унылая нотка. – Я тогда была помоложе. Потерянных, украденных. Могла бы выследить их через пол-Сабора, если бы захотела. И возвращала их. Приноровилась, и королева услышала о том, что я умею делать, а дальше… Ну, королевам не принято отказывать. Но мне нравилось возвращать малышей. Нравилось, кем я была. Я не охотилась на детей и не мяла старушек.

Негодница. Фу вспомнила, как старая Ворона разговаривала с Виимо, даже с ножом у горла.

– Не нужно ходить в школу, чтобы читать следы от копыт Олеандров, – вздохнула Виимо. – Так что никто ничего мне не обещал, вожденыш. Я больше не хотела быть, кем была.

Фу не поняла, почему от этой мысли ее охватывает такая злость.

Нет, поняла.

Слова выскользнули раньше, чем она успела их остановить.

– То есть ты не сделала ничего, прежде чем решила, что перестала себе нравиться? Ты не провела черту, когда твоя шайка отрубала палец Па? Когда попыталась сжечь меня заживо? Когда обманом заставляла мальчишку предать собственный род, обещая, что с ним будут обращаться, как с человеком? Разве ничего этого не было достаточно, чтобы остановить Клокшелома?

– Было. Все это, – устало ответила Виимо. – Не остановила.

– Надеюсь, ты не ждешь от меня прощения, – прошептала Фу.

Виимо вздохнула и откинулась на подстилку.

– От тебя я не жду ничего. Ты спросила, как получаются изменники, вожденыш. Единственное, что роднит меня с твоим мертвым мальчишкой, так это наша обоюдная неприязнь к тому, кем мы были. И все.

Она закрыла глаза и больше не проронила ни слова.