– Заноза в заднице, – прошептала она. Еще одна полуправда. – В моей и твоей. Он все твердит про Соколов, потому что ему нужно верить в то, что все вы безгрешные и бескорыстные, венчанные со своим долгом.
– А ко мне это какое отношение имеет?
Фу отступила назад.
– Каков твой долг перед принцем?
– Сохранить ему жизнь. – Тавин потупился. – Умереть за него…
– Ясно. – Фу пожала плечами. – То есть он должен верить в то, что ты это сделаешь, и будет пороть чушь всю дорогу до Маровара только для того, чтобы это доказать. Если только ты не скажешь ему правду.
– Это не так просто. – Тавин подался назад. – Еще раз. Раздражение придало ей торопливости.
– Двенадцать печей! Ты прав.
– Дело не во мне, – сказал Тавин. – А в короле.
– Еще раз.
– А какое к этому имеет отношение король? – Фу вернулась на отметки.
– Король Суримир… симпатизирует Соколам. – Тавин нахмурился. В темноте могло показаться, что Фу не скрыла его рубцы. – Он из тех королей, которые путешествуют с половиной своего войска лишь для того, чтобы напоминать людям, кто командует клинками. Он хочет, чтобы народ считал его опасным. И соответственно к нему относился.
Фу вспомнила, как впервые держала огонь Феникса. Она тогда не хотела спалить весь мир. Она хотела, чтобы мир знал, что она на это
– Он Феникс-чародей, – пробормотала она. – Он король. Разве этого недостаточно?
Тавин покачал головой.
– Еще раз.
– Он женился на королеве Жасиндре главным образом для того, чтобы присоединить ее к своей армии. Я был подарен Жасу, чтобы он смог начать собирать свою собственную коллекцию Соколов.
– Но Суримиру нужен подражатель, а не сын. Жас не проявляет ни малейшего интереса к устроению парадов или затаскиванию половины Прославленных каст к себе в постель. Королева воспитала его хорошим правителем, а меня отличным Соколом. Сама можешь догадаться, кого из нас король считает более пригодным для… роли принца… подражателя…
Она понимала, что он имеет в виду, однако не могла лишний раз не уколоть.
– А как тогда твои кувырки со всеми этими дворцовыми беспризорниками помогают принцу?
Фу скрыла радость, когда он все-таки оступился. После чего попалась в собственную ловушку: он выпрямился, взволнованный и неловкий, и Фу обнаружила, что находит это возмутительно близким к очарованию.
– Просить большего… было бы жестоко, – прямо ответил он. – Стараться, чтобы это тянулось подольше. – Она опустила ножны, чувствуя, что заходит на опасную глубину. – Я незаконнорожденный, без наследства. Десять лет мне внушали, что моя единственная цель – защищать жизнь Жаса. Мол, лучшее, что я могу для него сделать, – это умереть за него. Конечно, я встречал людей, которых хотел, но как я мог просить их быть моими, если сам не мог по-настоящему принадлежать им?
Все насмешки и шутки давно слетели с языка Фу и растворились.
– Ты все еще собираешься исчезнуть, как только мы выкарабкаемся? Что ты ему тогда скажешь?
– Правду. Фу, я пообещал сделать все, чтобы помочь тебе. Я навлек беды на твою семью. Я у тебя в долгу. И я волен распоряжаться своей жизнью, если только ты согласна ее принять. – Он поднял ножны, и что-то пугающе похожее на надежду прозвучало в его голосе. – Еще раз.
Фу попыталась привести водоворот мыслей в порядок, но даже не нашла, с чего начать. Рука Тавина двигалась в темноте.
Он действительно собирался исчезнуть.
Он собирался ей помочь. Сделать все возможное. Но она думала…
Она говорила себе, что у него к ней чисто спортивный интерес. Что он в лучшем случае видит в ней полезную союзницу, которую следует расположить к себе, а в худшем – предмет хвастовства, чтобы шокировать остальных Соколов.
Но не кого-то, кому готов отдать последнее.
Какая-то далекая часть ее размотала недавно произнесенные Жасимиром слова «Он спас тебе жизнь».
Тавин не отступил. Она тоже, замешкавшись близко, слишком близко, захваченная их импровизированной дуэлью.
– Когда ты сказал, что делаешь не то, что хочешь… – Она умолкла, твердо зная, о чем ее вопрос, и не смея произнести эти слова вслух.
Он наклонился к ней, наклонился настолько близко, что его волосы коснулись ее лба. Фу не собиралась поднимать лицо, однако ее подбородок лучше знал, что ему делать.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – шепнул Тавин. Предательское сердце барабанило согласие, хотя рассудок бросился возражать. Она должна бежать, остудить голову, если только не подведут ноги… она вынуждена бежать, она не могла иметь того, чего ей хотелось… не так, как хотела его…
Однако Тавин двинулся первым. У него перехватило дыхание – она почувствовала его отсутствие на щеках.
А потом Тавин отступил.
Нечто старое и знакомое накрыло черты его лица с легкостью бумажной ширмы, скрывая все признаки нескладного, неопытного мальчишки, каким он был мгновение назад.
– Уже поздно, – сказал он потерянным голосом. – Тебе нужно передохнуть. Я посторожу.
Глава пятнадцатая
Волчья страна