Спасти империю!

– А зачем? Мне этому тоже пришлось бы учиться. Положим, я этому скорей выучилась бы, чем целитель какой-нибудь. Но я одна, а лодок много. А любой экстрасенс, милок, качественно, то есть напрягаясь, может работать от силы полчаса в день. Все остальное – лапша на уши доверчивой публике. Так зачем мне было в это дело, незнакомое и малопонятное на тот момент, ввязываться? Один человек там ничего не решал. А дар я чувствую, как никто другой. И людей по силе этого дара могу отличить одного от другого. Наверное, на сварочных швах своих натренировалась. А плохие дефектоскопы мне в том помогли. Вот я и предложила Ракитину на поиск подводных лодок простых солдатиков приспособить.

– И что Ракитин? Согласился с вами?

– Так он и поступил, как я предложила. Только не солдатиков, а курсантов военных училищ стал он мне подгонять. Человек по двадцать – тридцать. Я же из них стала талантливых ребят отбирать. А они уж там с фотографиями кораблей американских работали. Я в эти дела и не лезла. Не мое это.

«Теперь понятно, почему так мало людей прошло через списки отдела. Ведь курсанты шли по графе «временно прикомандированных», – сообразил Голиков. – На них и денежное довольствие по ракитинскому отделу не начислялось».

– А тут и советская власть рухнула. КГБ распустили, а нас в СВР определили. С зарплатой совсем кисло стало, но и с заданиями, по-моему, Ракитина особо не напрягали. А тогда все торговать бросились. Попробовала и я. Смотрю, получается. И стало мне до того не с руки на службу эту ездить… Час – туда, час – обратно, да там хотя бы с полчасика проведешь… Да я за это время столько, бывало, наторговывала, стоя у метро, что жалко мне было этого времени, бездарно потраченного, хоть плачь. Я и предложила Ракитину… Ты, подполковник, надеюсь, не пишешь нашу беседу?

– Нет, нет, что вы, Нина Федоровна, – со всем возможным пылом заверил ее Голиков.

– А то, ежели под запись, я от своих слов отрекусь.

– Нет, конечно же не записываю, – вновь успокоил свою собеседницу Виталий.

– Предложила я отдавать свою зарплату, лишь бы на работу не ездить и не тратить на это время. Ракитин подумал немного и согласился. А куда ему было деваться? Отказал бы – я бы уволилась. А так и ему хорошо, и мне. Ему – какие-никакие деньги дополнительные, а мне – свободное время и трудкнижка, надежно пристроенная. Так что приезжала я в контору лишь дважды в месяц – в ведомости расписаться.

«Ай да Ракитин! – мысленно воскликнул Виталий Голиков, слушая этот рассказ. – А строил из себя чистоплюя! Тоже мне… Борец с коррупцией!»

– Как он этими небольшими деньгами распоряжался – не знаю. Не мое это дело. Но так продолжалось до самого начала нулевых годов.

«Прости меня, полковник, за этот оговор, – обратилась Нина Федоровна в этот момент к покойному сослуживцу. – Сам понимаешь, для дела я…»

– А к двухтысячному году торговлишка моя скисла и свернулась. И народишко после дефолта обеднел, и милиция вконец распоясалась. Только встанешь у метро, уже бегут… И не то чтобы прогнать просто, но и задержать, поганцы, норовят.

Одним словом, вернулась я в контору. А там как раз и зарплату начали добавлять, и на всякое-разное бюджет выделять. И работа вновь появилась. Вспомнило начальство и про подводные лодки. Жизнь в отделе не то чтобы закипела, как было в советские годы, но более-менее начала шевелиться. Опять Ракитин начал курсантиков привлекать, а я из них годных отбирала. Но недолго так продолжалось. В две тысячи третьем отдел наш прикрыли. Я как раз, помню, только пенсию успела оформить, а тут и отдел расформировали. Очень удачно у меня получилось. А то бы пришлось еще куда-то устраиваться, чтобы до нужного возраста дотянуть, да там еще бумажки собирать…

– Нина Федоровна, скажите, пожалуйста, а зачем в отделе был нужен врач?

– Врач? Не было там никакого врача.

– Ну как же, Нина Федоровна… А Соловейчик?

– Ах, Илья Аронович… Так он не врачом в отделе работал, а как все, экстрасенсом. Тоже подводные лодки отслеживал. А вот образование у него было медицинское, это точно. Какой народный целитель из него получился бы! Он же всю эту медицину, ну, где там органы всякие находятся, назубок знал. А сила у него была просто потрясающая! Он опухоль мозга у одного мальчонки-курсанта за три сеанса убрал! Бывало, заболит что – бежишь сразу к нему: «Помоги, Ароныч!» И он помогал, никогда своим не отказывал. Я ему сколько раз говорила: «Ароныч, ты же прирожденный целитель! Далась тебе эта контора! Давай уйдем на вольные хлеба, фирму свою организуем. Я буду тебе пациентов находить, а ты их будешь лечить нетрадиционными методами. Опять же диплом твой медицинский. Это большой плюс. Доверия от людей больше. Миллионерами станем, Ароныч!» А он только отмахивался и отшучивался. Не люблю, мол, людей принимать. У меня от них голова кругом идет. И лечить их не люблю. Хоть по-традиционному, хоть по-нетрадиционному. Я, говорил, вообще людей не люблю. Я этот… Филантроп?.. Нет, не филантроп. Филателист?..

– Мизантроп, – подсказал Голиков.