Чистая, наполненная свежим воздухом и светом комната могла бы считаться просторной, если бы не делящая ее пополам перегородка из серванта и двух развернутых в разные стороны шкафов. А так получились большая прихожая на входе и два ведущих к окнам узких отнорка. У входа, вокруг раздвинутого стола, и толклись сейчас приглашенные одноклассники.
– Здравствуйте! – Я наклоном головы поприветствовал двух мам, наводящих последние штрихи на сервировку, и протянул одной из них оставшийся букет: – Тетя Дина, с замечательной дочкой вас, умницей и красавицей.
– Ой, спасибо, Андрюша, – счастливо зарумянилась Ясина мама. – А как ты вытянулся с сентября! Доча, давай вазы быстрей.
– Да… – Томина мама прошлась по мне придирчивым взглядом. – Еще пару сантиметров с октября прибавил. Где останавливаться планируешь?
– А Тома уже закончила расти? – деловито осведомился я, опуская сумку на пол. – Тогда еще сантиметров десять-пятнадцать, и хватит.
Сбоку раздались негромкие смешки. Я покосился на развеселившихся парней. Хорошо хоть не запели в две глотки «тили-тили-тесто». А еще год назад вполне могли бы…
– А ты ее уже подергал за уши? – с азартом поинтересовалась подлетевшая ко мне Кузя и потыкала пальчиком в сторону Яси.
– Не, – сказал я. – Не буду, чай, она не мальчик…
– Ой! – Яся дернулась было прикрыть багровеющие ушки. Потом удивленно округлила глаза: – А почему девочек не надо?
Все посмотрели на меня с интересом, ожидая ответа.
– О, на самом деле это очень-очень старая традиция. Ее цель – сделать событие запоминающимся. Читал в каком-то журнале… – Я, словно извиняясь, развел руками. – Идет со времен Рима, от принятых тогда в деловом обороте процедур. Положено было для важного события иметь двенадцать свидетелей. Вот, кстати, – осенило меня внезапно, – откуда именно двенадцать апостолов пошло. М-да… При продаже земельных участков покупатель и продавец должны были вместе со свидетелями трижды обойти участок. Шестеро свидетелей были взрослыми мужчинами, а вот еще шестеро – мальчиками-подростками, на вырост, так сказать, чтоб было кому и через двадцать-тридцать лет свидетельствовать в случае чего. Так вот, – я ухмыльнулся, – во время этого обхода земельного участка, чтобы это скучное событие лучше врезалось будущим свидетелям в память, мальчишек дергали за уши, щипали и постегивали прутьями.
Яся с показным гневом притопнула ногой и, вытянув руки, рванула к Кузе:
– Давай ухи сюда, должок отдавать буду!
– И-и-и… – запищала та радостно и побежала вокруг стола.
– Стоять! – Я схватил беглянку за тонкую талию и притянул к себе. – Ясь, пациент зафиксирован.
Кузя талантливо изобразила мизансцену «барышня и хулиган», а потом, якобы внезапно ослабев, с удовольствием откинулась спиной на меня, надежно придавив к серванту. Так я и держал эту провокаторшу, пока именинница весьма милосердно тянула ее за кончики ушек. А когда мои руки отпустили ее, Кузя вроде как по рассеянности не сразу это заметила, и еще какое-то время обтянутые тонким свитерком лопатки покоились на моей груди – ровно до того момента, пока Томины брови не начали угрожающе сходиться.
– Ухожу, ухожу, ухожу, – миролюбиво согласилась Кузя и гордо продефилировала прочь.
– Всё. – Тетя Дина, улыбаясь, окинула придирчивым взглядом стол и подвела итог: – Готово. Иди, дочь, переодевайся.
Глаза у Яськи радостно сверкнули, и она, задернув шторку, шустро удалилась в правый отнорок.
Я вытащил из сумки магнитофон и три кассеты.
– «Отель Калифорния» есть? – деловито поинтересовалась подкравшаяся со спины Зорька.
– Так точно, мэм! – Я вытянулся, оборачиваясь.
Она требовательно постучала пальчиком по моему плечу:
– Объявишь на него белый танец.
Я обреченно уточнил:
– Может быть, я сам?
Зорька прищурилась с иронией:
– Это – само собой. А танец – объявишь.
– Выпивку принес? – с надеждой шепнул на ушко подошедший Пашка.
– Угу, – кивнул я. – В сумке. Почти литр.
Паштет хищно покосился на Ирку и победно улыбнулся.
Я вставил первую кассету, вжал тугую клавишу и голосом конферансье объявил:
– Оркестр Джеймса Ласта, «Мелодия любви».
Пошел гитарный перебор, и глаза у девушек затуманились. Согнав страдальческую складочку, залегшую над переносицей, прерывисто вздохнула Зорька. Ира сделала неуверенный шажок в сторону Пашки и замерла, удивленная своим движением. С умиротворенной улыбкой на губах слегка покачивала головой в такт мелодии Кузя, спокойная, как великий Тихий океан при первой встрече с европейцами. Тома встретилась со мной взглядом, и в зелени ее глаз мелькнули озорные искорки.
Спустя несколько минут занавеска отдернулась, и под начавшийся «Полет Кондора» с невинной улыбкой на губах к нам выступила Яся.
– Ух! – невольно выскочило из Томы, и она загарцевала к подруге забавными приставными шажками.
Я с умилением проводил ее взглядом. За Томой, удивленно вытянув губы дудочкой, двинулась Кузя. Вот она уже давно сменила смешную подростковую порывистость на королевскую точность движений и почти никогда не позволяла себе детскости.