Спасти СССР. Адаптация

Моя мысль летит вперед, вспарывая темноту, словно солнечный скальпель.

Щелк-щелк! Стук-стук! Дррр… Дзынь!

Хорошо.

Понедельник 26 декабря 1977 года, полдень

Москва, площадь Дзержинского

Главный контрразведчик страны заканчивал год не только предельно вымотанным, но и крайне довольным. Вернее, даже счастливым, ибо отчетливо понимал, что происходящее сейчас – пик его профессиональной карьеры, то, о чем будут писать в учебниках, пусть и закрытых грифом. Потом, когда выйдет срок. А для дел такого масштаба и срок должен быть соответствующим – лет эдак сто или даже двести.

Иванову, теперь Григоренко отчетливо это понял, чудодейственным образом удалось практически невероятное – глубоко вскрыть разведсети основного противника, и с весны на Второе главное обрушился девятый вал неотложных задач. Московская часть управления уже полгода пахала в режиме особого периода: без отпусков и почти без выходных, с раскладушками в комнатах, клубами сизого дыма в кабинетах и круглосуточно работающей столовой.

Но оно того стоило. Многочисленные, копившиеся годами, а иногда и десятилетиями каналы утечки информации были взяты под плотный контроль, где-то явно, а где-то и исподволь, оставляя пока предателям иллюзию свободы. Теперь по этим каналам противнику качалась хорошо оркестрованная правда.

Правда, правда и почти ничего, кроме правды. Нет в этой незримой войне более убойного оружия, чем с умом подобранная правда, способная выдержать многократную перепроверку.

О, как это нелегко – нарисовать противнику непротиворечивую картину мира и чтобы он в нее поверил. Обмануть не в деталях, а концептуально. Это высший класс контрразведки – не просто найти предателя, а заставить его сторицей отработать нанесенный ущерб.

Но чем дольше шла эта развертывающаяся прямо с колес колоссальная стратегическая игра, тем сложнее становилось сохранить ее целостность и незасвеченность. Поэтому, сбросив текучку по уже выявленным агентам своим доверенным оперативникам, сам Григоренко сконцентрировался на парировании возможных новых угроз. С тем он сейчас и шел к шефу на еженедельный доклад.

Андропов был не один, с Ивановым, и это Григория Федоровича порадовало: он чувствовал, что один из двух вопросов его предстоящего доклада может быть связан с той контрразведывательной операцией, которую Центр руками Бориса Семеновича вел поверх его головы в Ленинграде.

– Хочу доложить по двум вопросам, Юрий Владимирович, – начал он, обстоятельно расположившись за столом. – Получены первые результаты расследования по так называемой утечке через иранское посольство…

– Так называемой? – Андропов удивленно наклонил вперед голову, словно собираясь бодаться.

– Да, – твердо сказал Григоренко. – Именно что так называемой.

– Понятно, – жестко сказал Андропов. – Работаем.

– Юрий Владимирович, сначала мы сравнили содержание сообщения, полученного нами из Тегерана агентурным путем, с досье, переданным Наимом Даудом через нашего резидента в Кабуле. Вывод первый: документ из Тегерана и протоколы допросов участников заговора совпадают в целом и близки в деталях. Далее мы сравнили эти документы с докладами наших резидентур из Кабула по линии Первого главного и ГРУ. Вот тут – небо и земля. Поэтому вывод второй: никто в Москве, никакие мифические «офицеры Первого главного управления» даже близко не располагали таким объемом информации относительно замыслов «Халька».

– Вот так вот, значит… – Андропов выбил пальцами дробь. – Фальшивка?

– Да, – согласился Григоренко. – Пока, конечно, категорично это утверждать нельзя, будем все перепроверять, но сейчас все выглядит так, будто нам подсунули достаточно грубую фальшивку, призванную замаскировать настоящие источники информации о заговоре «Халька». Скорее всего эта так называемая «утечка» была создана уже после разгрома «Халька» на основании тех же протоколов допросов. Возможная цель: вывести из-под удара того, кто слил Дауду информацию о заговоре «Халька». И хочу сказать, этой фальшивкой они нам сильно польстили. – Он кривовато усмехнулся. – Мы вроде как были прямо-таки сверхинформированы об этих планах, знали все до мельчайших подробностей.

Авторучка, которую до того бездумно вертел в руках Иванов, внезапно выскользнула у него из пальцев и с грохотом покатилась по столу. Григоренко посмотрел на него с легким интересом.

– Прошу прощения, – повинился Иванов. – Отвлекся. Очень… очень необычно выходит. – Он многозначительно посмотрел на Андропова.

Тот нахмурился, словно и ему в голову внезапно пришла какая-то неприятная мысль.

– Григорий Федорович, – подался вперед Андропов, – это уже окончательное заключение? О том, что мы обладали лишь малой частью информации, содержащейся в документе из Тегерана?