Спасти СССР. Манифестация

Разгрести бы накопившиеся завалы да вывести Содружество на чистую воду. А там и на покой можно будет – хоть так, хоть этак. И уже станет не страшно…

Леонид Ильич вдруг почувствовал, что ему полегчало. Был то свежий ветер в лицо или просто он наконец утвердился в решении? Не суть важно. Да и хватит убегать, так войны не выиграть.

Он повернулся к вестовому, и голос его вдруг окреп:

– Возвращаемся, дела не ждут. Времени мало осталось.

1 мая 1978 года, понедельник, утро

Ленинград, 1-я Красноармейская

Опять Первомай…

За долгие годы этот день потерял заложенный в него изначальный смысл, и для многих вытаскивание себя поутру из уютной квартиры стало обязаловкой.

Но на улице – ярко-ало, громко, весело. Медь оркестров, милиция в парадной форме, беззаботный смех. Стоит только немного пройтись – и вот уже втянуло тебя в какую-то разновидность бразильского карнавала, втянуло и завертело, и хочется теперь гулять еще и еще, да не одному, а с закадычными друзьями и подругами; потом домой, к застолью – пельмешкам, пирогам и граненым рюмочкам. И как-то сами собой разглаживаются смурные морщинки на лбу, тянет рот улыбка от уха до уха и мир вокруг мил забавными праздничными приметами.

Опять Первомай…

Уже второй. И круг замкнулся.

– Да, везет мне на Том, – вырвалось из меня негромко и мечтательно.

Моментально вспомнив и поняв, вспыхнула белозубой улыбкой Мелкая, а с другой стороны покрепче прижалась Томка.

– Желание загадывай! – закричал с азартом Паштет.

– А и загадаю, – засмеялся я, притянул Томок к себе и зажмурился.

Девчонки замерли, и я быстро-быстро перебрал желания:

«Нет… Нет… Не то… О! О-о-о… Чтобы не пришлось делать между вами выбор!»

Распахнул веки. Две пары глаз смотрели на меня от плеч серьезно и с вопросом.

– Все, – выдохнул я, – загадал. Все будет хорошо.

Очень хотелось чмокнуть в такие близкие носики, но я сдержался, а потом и вовсе через силу, с сожалением, выпустил девчонок из объятий.

Мелкая тут же надежно притерлась обратно к моему правому плечу. Рядышком с ней, словно тут и была, встала только что подошедшая Кузя. Она была чем-то довольна и время от времени щурилась, точно сытая кошка.

Томка, с вызовом вздернув голову, стояла слева от меня. Сегодня она впервые принародно держала меня под руку, и поэтому лицо ее время от времени вспыхивало, а голос звенел.

Волнуется. Зря, конечно. Лишь самые недогадливые в школе не знают, что мы пара, да и то лишь потому, что вопрос этот им неинтересен.

Я огляделся: проспект, вся проезжая его часть, был занят людьми. Они сбивались в кружки по симпатиям и интересам, и наш среди них был самым большим. Нас держало общее дело.

Вечером мы уходили в первую поисковую экспедицию. Пройдем демонстрацию, покружим по праздничному городу, потом по домам – поужинать да попрощаться – и на ночной поезд: до Старой Руссы. Уже через сутки будем в поле лагерь ставить.

Я еще раз вгляделся в лица своих ребят и девчат. Все ли понимают, что именно нас там ждет?

Ох, вряд ли… Веселье, азарт, жажда порезвиться на свободе. Пожалуй, лишь Кузя посерьезней, но оно и понятно – поработай-ка санитаркой на хирургии. Эх, ей бы стержень Паштета, да на комиссара. Но нет – поздно, поздно, наверное, я за нее взялся. А потому надо срочно взращивать Пашку: без надежного второго номера это дело не проживет.

– Стройся… стройся… на линейку… – пробежало волной от головы районной колонны, и народ вокруг бестолково засуетился.

Все, кроме наших. Они просто ждали, глядя на меня.

Я повертел головой. Ага!

– Вдоль дома, – махнул рукой на близкие казармы Измайловского полка, указывая линию построения, – в четыре ряда.

Постепенно вокруг нас начало выкристаллизовываться какое-то подобие порядка.

– Фланги, внимание, – рявкнула в невесть откуда взявшийся мегафон Тыблоко, – десятый «А» – правое плечо вперед, восьмой «Б» – левое. Шаго-ом… Арш!

Выстроились.

Директриса, склонив лобастую голову, выслушала какое-то негромкое наставление от подошедшего дяди Вадима, понятливо кивнула и опять поднесла рупор ко рту.

– Товарищи! Друзья! Сегодня у нас двойное событие! – Тыблоко с полоборота вошла в митинговый раж, и слова летели из нее легко: – Мы отмечаем шествием наш великий праздник – День международной солидарности трудящихся! Мы единимся сегодня с трудящимися всего мира в один братский союз для борьбы против всякого угнетения, за коммунистическое устройство общества, за мир во всем мире и счастье народов!

– Ух, словно сутки репетировала, – усмехнулся стоящий за моей спиной Сема.

Зиночка дернулась было его вразумить, но я опередил:

– Не, – чуть развернулся я к нему, – рецепт другой: надо что-то чувствовать и не стесняться это выплеснуть.

Он как-то обреченно промолчал, глядя на закрытую чебуречную через дорогу.

– Ты же тогда почувствовал что-то? Мм, Виктор?

Сема буркнул, едва заметно дернув рукой:

– Лучше бы и не чувствовал.

Я окинул его насмешливым взглядом:

– Ты как боишься чего-то хорошего в себе.