Спасти СССР. Манифестация

– Товарищ Минцев, к аппарату! Москва, вторая линия…

Чернявый мгновенно посерьезнел и стремительно, точно крупная хищная рыба, проскользнул мимо меня.

– Закончилось? – уточнил я у Светланы Витальевны.

– Ага, – кивнула та, быстро разглядывая себя в извлеченном невесть откуда карманном зеркальце. Увиденным, судя по всему, осталась довольна – стрельнула сама себе глазами, чуть взбила челку и выжидающе уставилась на дверь.

Та, словно только того и дожидаясь, открылась. Светлана Витальевна чуть заметно посмурнела: вошедший был светловолос. Я узнал одного из курильщиков.

– Добрый день, Андрей, – кивнул он мне и мягко пожал руку, – садитесь. Чайком угостите? – повернулся он к девушке.

Дверь опять распахнулась и в нее, не заходя в комнату, просунулся Минцев:

– Витольд: все, я полетел докладывать. Работайте строго по планам. Светик – целую ручки, с меня – театр.

– Ловлю на слове, – довольно зарозовелась та.

Он, посерьезнев, посмотрел на нее длинным взглядом, словно запоминая покрепче, потом дверь закрылась.

– Поговорим? – повернулся ко мне Витольд.

– Светлана Витальевна сообщила мне цель беседы. Это не помешает?

Он тонко улыбнулся:

– Это я приказал так сделать. А ты уверен в себе, раз сказал об этом, верно?

– Вам, барин, виднее, – дурашливо ухмыльнулся я.

На лицо психолога наползло озабоченное выражение.

«Ну а кому сейчас легко… – подумал я без всякого сочувствия, – меня бы кто пожалел».

Тот же день, позже

Из Большого дома я вывалился часа через три – совершенно очумелый, словно все это время меня без перерыва крутило и полоскало в баке стиральной машины. Мне было уже глубоко безразлично, к каким выводам придет мозгокрут Конторы. Не будет поисковой экспедиции – и ладно… Найду другие идеи. Размышлять об этом не было ни малейших сил. Хотелось расслабиться и бездумно брести куда глаза глядят. Пусть мелкий дождик холодит разгоряченный лоб, пусть привычно хлюпает под ногами, а в голове не шелохнется ни одной мысли.

Но, оказалось, не судьба.

– Андрей? – окликнули меня, когда я спускался по гранитным ступеням Большого дома.

Я неторопливо повернулся. То был Гагарин: в кепке, кургузом плаще, с авоськой в руках.

– Привет, – отозвался я с ленцой. Мысли мои были еще не здесь.

– Какими судьбами? – растерянно спросил он, переводя взгляд с меня на монументальные двери за моей спиной и обратно.

– К бате заходил… – безразлично щурясь в моросящее небо, ответил я. – А ты? Ах да, ты же тут рядом живешь, на Моховой.

– Откуда знаешь? – вскинулся он.

– Уф… – выдохнул я протяжно. – Я мог бы сказать, что нашел в телефонном справочнике. Но ведь там ничего не сказано про Глуздева Ивана Венеровича, одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения, беспартийного, незаконченное высшее. Верно?

Он ошарашенно помолчал, потом на лице его проступило опасливое уважение:

– Ну ты даешь!

– А ты как думал! – Я взглянул на него со значением. – Все контакты проверяются. Это – азы. Ты куда?

Он качнул рукой по направлению к Невскому, и молочные бутылки в сетке жалобно звякнули.

– Тогда пошли, – двинулся я к перекрестку, Ваня пристроился слева. – Слушай, а хорошо, что встретились, – оживился я, – звонить теперь не придется. Восьмое марта накатывает, духи сделаешь?

– Франция? – Гагарин моментально приобрел деловой вид.

– Нет, – покачал я головой, – две «Пани Валевска» и «Рижская сирень».

– Полтос, – с готовностью откликнулся он.

– Ну ты жучара… Две цены!

Гагарин пожал с философским видом плечами и промолчал.

– На Техноложку привезешь? – подумав, уточнил я. – Завтра, к полчетвертого?

Он охотно согласился. На том наши пути разошлись. Я оставил за спиной повеселевшего Ваню и двинулся в сторону дома.

Слегка моросил дождь, мелкий и пока скорее приятный. Порой вдоль проспекта пролетал ветер и мягко толкал в спину. Я шел, глубоко засунув руки в карманы. Думать о подслушанной в туалете фразе не было сил. Переосмысливать появление «завуча» в школе – тоже. Я с готовностью впал в спасительное отупение, отложив все на потом.

Спустя какое-то время ко мне стали возвращаться простые животные желания. Сначала промокли ботинки и захотелось в тепло. Следом пришел голод, и я сообразил, что еще не обедал. Я заозирался соображая. Справа обнаружился цирк, и можно было вернуться на Литейный, за наваристым харчо из баранины, но почему-то остро захотелось чего-нибудь низменного, под стать настроению – например, жареных пирожков с мясом и горячего куриного бульона. И я зашагал к кафе «Минутка».

Решение оказалось верным. После второго стакана наваристого бульона ко мне вернулась ясность мысли, а с ней и холодок в груди. Слишком нехорошая складывалась картина, и сочный беляш я дожевывал без всякого удовольствия.

Собственно, гипотез у меня было ровно три.

Первая – совпадение. Ну могут же сотрудники КГБ заинтересоваться китайскими иероглифами не в связи со мной, ведь так?

Но, к сожалению, я не в том положении, чтобы верить в добрые светлые сказки.