– Да, – твердо сказал Андропов, – да. Я думаю, именно так. И его последний ответ на ваш вопрос тоже сюда ложится.
Леонид Ильич полистал страницы, находя нужную, и, придав голосу нравоучительный оттенок, зачитал:
– «Советский человек – это тот, кто готов нести и несет личную ответственность за будущее своей Родины, Советского Союза». Во как!
Закрыл папку, довольно улыбнулся:
– Да, я согласен с тобой. Наивный. Заплутавший. Советский. Надо с ним работать, Юра. – И в голосе Генсека прорезалась отчетливая укоризна.
Андропов устало потер висок.
– Работаем, Леонид Ильич. Есть подвижки. Хотя бы вот этот установленный канал связи с ним. В операции такого масштаба да за девять месяцев – это уже очень хорошо.
– Его перевоспитывать надо, Юра, – посмотрел Брежнев поверх очков, – ремнем желательно. А для этого тебе надо побыстрее взять его за шкирку, пока он нам новых дел не наворотил.
– Да, – подхватил Суслов желчным тоном, – безотносительно к любым благим намерениям фигуранта мы имеем совершенно инфантильное вмешательство в дела абсолютно вне личной его компетенции. Принимая во внимание некоторые возможные последствия этой деятельности, не вызывает сомнения, что такая активность подлежит скорейшему пресечению. Необходимо немедленно его задержать, а затем объяснить две вещи. – В голосе Суслова появилось зловещее придыхание: – С «Хальком» он был не прав в принципе. Это – свои, пусть и не вполне верно оценившие политический момент и общую международную ситуацию. Гибель нескольких человек, преданных делу социализма и дружественно настроенных в отношении СССР, совершенно недопустима, и он должен будет понести за это свою меру ответственности. Впредь же подобные шаги должны быть абсолютно исключены – любая информация для лиц из-за рубежа, а тем более зарубежных спецслужб, может исходить исключительно от компетентных представителей и органов СССР, рассчитывающих каждый свой шаг в борьбе с противником. Мы должны полностью контролировать любую его активность, полностью! А вот как этого добиться в кратчайшие сроки – это уже ваш, Юрий Владимирович, вопрос и ваша ответственность.
Повисшую после этого тишину прервал Устинов:
– Да, вот еще что. – Он достал из своей рабочей папки несколько соединенных скрепкой листов. – У меня тут к нему список вопросов первостепенной важности. Это очень, очень важные вопросы! – Маршал пристально посмотрел в глаза Андропову. – Очень, Юра, важные. Я прошу. Надо. Прорывные вещи делаем, на новых физических принципах. Даже если просто подскажет, где копать не надо, это уже будет очень значительная помощь.
Андропов выжидающе взглянул на Брежнева.
– Бери, – разрешил тот, качнув головой, – у меня вопросов к этому феномэну пока нет. Работай.
Вдруг словно очнулся Черненко:
– А точно рекомендации этого… феномена… негодные? – Говорил он не торопясь, с какой-то крестьянской основательностью. – Раз оперативная информация верна и по НТР он нам действительно подмог, может, и там есть что использовать с толком?
Сидящий напротив Огарков посмотрел на него с немой благодарностью во взоре.
– По Польше я почитал, – продолжил Черненко, – и, скажу честно, тревожно стало. Очень. Как бы нам вторую Чехословакию не получить. С поляками надо, пока не поздно, пожестче поработать. Хватит им там демократию разводить – доиграются ведь.
Брежнев поскучнел. Откинулся на спинку кресла, посмотрел в окно, пожевал губами. Проходить через пражские события по второму разу ему совсем не хотелось: слишком много зарубок осталось на сердце от тех дней.
– Михал Андреич, Борис Николаевич, – повернулся он к Суслову с Пономаревым, – думаю, надо срочно готовить рабочую встречу с руководителями ряда братских партий. Поляки, чехи, немцы, венгры… Провести в Крыму, где-то через месяц, без опубликования в газетах. Посидим, посоветуемся в узком составе, заслушаем польских товарищей. Спросим с них, в конце концов. Запускать тут нельзя, потом действительно не расхлебаем.
– Согласны, – жестко бросил Суслов за обоих.
– Хорошо, – сказал Брежнев, и по голосу его было ясно, что ничего хорошего на самом деле он тут не видит. – А на тебе, Юра, план по оперативному противодействию замыслам американцев в Польше. И ищи. День и ночь ищи. К Олимпиаде этот твой феномэн должен сидеть в каком-нибудь надежно закрытом «ящике» в Подмосковье, во всем согласный с нами и довольный жизнью. И никак иначе, Юра, никак.
Это только поначалу кажется, что на переменах в коридоры выплескивается первобытный и разнузданный хаос. Пообвыкнув, понимаешь, что это шумное бурление в известной мере детерминировано и периодично, а его элементы вполне представляют стабильные положения соседних. Короче, никакой приватности: почти в любой момент тебя просвечивают любопытные девичьи взгляды. Я научился не обращать на них внимания, но предстоящий разговор с Кузей был не для случайных ушей, и момент пришлось ловить.