Спасти СССР. Манифестация II

– Меня зовут Робер, – представился он, – Робер де Шаранс. Я представляю одну международную организацию, которая… Впрочем, это неважно. Просто мы случайно узнали о вашем бедственном положении, и вышли на руководство непризнанной Сахарской Арабской Демократической Республики… Мы действовали исключительно из понимания общности христианского милосердия… Звонили утром, а уже вечером того же дня получили согласие на встречу с вами. Мое начальство поручило это вашему покорному слуге… Бойцы «Полисарио», завязав мне глаза, привезли сюда и… – Робер развел руками. – И вот я здесь. Каковы условия вашего содержания? На что жалуетесь?

– Ну, что вы, – губы Соколова дрогнули в позыве сарказма, – какие могут быть жалобы? Нас тут кормят и поят, причем абсолютно бесплатно. Ночью мы спим, а днем любуемся пустынными пейзажами…

Де Шаранс замешкался, но все же нацепил улыбку, условно близкую к кротости.

– Вижу, чувство юмора вам не изменяет! Ну, что ж… Со своей стороны… Так сказать, от имени и по поручению, обещаю приложить все силы для вашего скорейшего освобождения.

Поклонившись, Де Шаранс развернулся и вышел. «Качок» отшагнул следом, и затворил дверь, лязгнув засовом.

– Организацию он представляет… – выцедил Смирнов.

– Я чуть не спросил: «ЦРУ»? – признался Соколов. – Зло такое взяло!

– Смолчал, – внушительно молвил Иннокентий, – и правильно сделал!

– Ну, да! – фыркнул Валиев. – А вдруг бы угадал?

* * *

Вечером, после «чаепития», Владимир ощутил отлив энергии и сил. Он уже даже не злился, поддаваясь унылости и тупому равнодушию заключенного. А тут, как всегда, мысли о доме накатили. Дюха-то ладно, он человечек крепкий, а Иринке каково?

Соколов еле заметно покачал головой.

Надо же… Сколько лет прожито, сколько зим, а не знал про себя, что дурак… И надо было изменить жене, чтобы понять, как же он любит ее – и как любим!

«Вот, всё это закончится, – мысли плавно перетекали в мечтанья, – и надо будет сразу позвонить Ирочке! Что всё нормально, все живы-здоровы…»

…Стемнело быстро, на тропический манер, и из бойниц в полумрак темницы уперлись алые закатные лучи. Притихли глухие неразборчивые голоса и грубый смех, обычно несшийся с зубчатых стен касбы. Правда, замолотил дизель-генератор, своим глухим монотонным тарахтеньем разрушая величавое безмолвие пустыни, но этот однозвучный шумок давно сделался фоном.

Тем неожиданней был шорох и скрип, ясно донесшийся из стрельчатого оконца. Соколов вздрогнул, и прислушался.

– Товарищи… – послышался сдавленный голос.

Владимир вскочил, бросаясь к бойнице.

– Кто здесь?

– Свои! – выдохнули снаружи. – Слушайте… Вот вам лопатка с тросиком, закрепите ее поперек этой… амбразуры! Хоть расслаблюсь…

Подполковник протащил саперную лопатку внутрь, а Дугин живо прижал ее, фиксируя.

– Готово!

– Во! – довольно хмыкнул нежданный визитёр. – А то «топчусь» на выступе в два пальца шириной… Фу-у…

– Вы из того самого… – быстро спросил Кеша. – Силового сопровождения?

– Ну, да! – смущенно крякнул невидимый скалолаз. – Нас заблокировали в отеле! Еле прорвались на улицу, Лёху – наповал… И… Ладно! – оборвал он сам себя. – Потом наговоримся! Держите подарочки!

Он протянул рукояткой вперед увесистый пистолет. Соколов машинально передал его за спину, а затем еще один.

– Всё! – прошелестело в бойницу. – Лопатку тоже оставьте, может пригодиться, а тросик верните, хе-хе… Только одно условие, товарищи: оружие использовать в самом крайнем случае! Оно у вас для подстраховки. Мы вас вытащим в ближайшие два-три дня!

– Как вас звать хоть? – сунулся Валиев к бойнице.

– Зовите меня Антоном!

Шорох одежды, шорох сильных пальцев, ищущих точку опоры… И всё стихло.

– Ур-ра-а… – шепотом затянул Иннокентий.

Суббота, 14 октября. Утро

Москва, Кремль

Брежнев любил на выходные отказаться от важных дел, и «просто пожить», желательно на даче. Пусть даже и холодает ночами, намекая на зимние морозы. Всё равно – листва зажелтела, а вышняя синева обрела ту насыщенную яркость, что придает небесам поздняя осень.

Вот только дела держали цепко. Разделаешься с одними, спустишь в исходящие, а уже новую порцию папок несут. Да всё важное, всё срочное…

И сегодня генсек призвал помочь тех, кто был на месте – Громыко и Устинова. Втроем веселее…

Выкурив сигаретку «Дуката», Генеральный привел себя в благодушное состояние. Тем более что вчера он с одного выстрела завалил хоро-ошего кабанчика. Да чего уж там… Кабана! Вепря!

Приятная память грела до сих пор.

– Ну, начнем… – проворчал Брежнев, распуская жавший галстук. – Андрей Андреич, что у нас с Кэмп-Дэвидом?