Спасти СССР. Манифестация II

А Соколов еще и математик, оказывается… Ну, и чем же ты нам подозрителен, Андрей Владимирович? А тем, что выделяешься. Талантами, лидерской харизмой, активной житейской позицией… Драгоценным чувством товарищества. Как он тогда за школьного секретаря комсомола заступился! Промолчал бы – чего проще? Так нет же, вмешался… И это – враг?

Минцев фыркнул, шурша разграфленным листом, отмеченным печатями. Таких подростков под оперативным контролем – много, сил все равно не хватает… Плюс начинает превалировать версия «личины»…

Подполковник, хмурясь и напрягая зрение, поискал в списке фамилию «Соколов А.В.» – и вычеркнул ее.

Пятница, 30 июня. День

Ленинград, Пулково

Гулкие залы терминала, чудилось, умножали эхо.

– Пока! – кричали отбывающие юные математики провожающей родне. – Мы скоро!

Мои мама с папой специально отпросились, чтобы проводить свое дитятко, «свою гордость». Я старательно помахал им свободной рукой, замыкая «великолепную восьмерку». Разумеется, мама аккуратно касалась мокрых глаз платочком, чтобы тушь не потекла…

– Мальчики, – подсевшим голосом внушал Савин, – ничего не забыли? Документы? Багаж?

Похоже, руководитель группы переживает сильнее самой «восьмерки». Правильно, ему же отчитываться…

…А я до сих пор не верю, что меня выпустили. Вчера позвонил Мишин, долго инструктировал, раза три повторяясь. Я слушал, послушно кивая, будто он мог видеть меня – и не верил.

Ночь я благополучно проспал. Правда, проснулся рано, еще шести не было. Часика два повалялся…

И вот подошло время, мы едем в Пулково… Не верю!

Да, уже пробивается дикая, сумасшедшая радость: «Выпустили! Свободен!», но упрямый скепсис топит ее в бочке вонючего дегтя…

Все наши вышли из автобуса… И меня, слабеющего в коленях, не отвели в сторонку, к черной «Волге» с двумя штырями антенн.

Все прошли паспортный контроль… Не веришь? Сам не знаю…

– Объявляется посадка на рейс «Аэрофлота» 637 Ленинград – Копенгаген – Лондон…

…Теплый ветер гуляет по бетонной полосе, развеивая духоту. Белый «Ту-154» в синей «аэрофлотовской» ливрее будто привязан к земле парой трапов. Самолет безмятежно ждет, готовясь разжечь турбореактивное пламя.

– Летим, что ли? – хмыкает Разборов, и Хлебутин нервозно прыскает в кулак.

– Мальчики, мальчики… – беспокойно теребит нас Савин наверху. Мишин шпыняет отставшего Лысёнка на нижних ступеньках трапа…

Я через силу улыбаюсь стюардессе, механически переставляя ноги. Мое место. С краю. У окна устраивается Рудковский, чуть виновато на меня поглядывая.

А я не сел. Я плюхнулся в кресло, совершенно обессилев. Нервишки, однако… Шибко-шибко разгулялись…

Снова встав, уложил свою сумку на багажную полку. Там у меня полный набор от заботливой мамы, начиная с «выходной» рубашки и кончая запасными носками. А в широком кармане лежат три запечатанных конверта.

Письмо кардиналу Джузеппе Сири. Попугаю его высокопреосвященство планами ватиканских «либералов», подтолкну к принятию нового папства…

Ну, и еще пара посланий, раз уж такая оказия: письмо в САВАК относительно предстоящей двадцатого августа провокации с поджогом кинотеатра в Абадане, и письмо в болгарское посольство («Мы знаем о ваших планах покушения на Маркова. С уважением, МИ-5»).

Самолет вздрогнул – и я дернулся. Аэропорт за иллюминатором уползал назад. Форсаж… Разбег… Взлет…

«Теперь-то веришь? Верю… Выпустили! Значит, не нашли…»

«Ту-154» с гулом набирал высоту.

Глава 10

Вторник, 4 июля. День

Лондон, Мейпл-стрит

Я тщательно запер дверь в туалет, и рывком вытащил из-под футболки злополучное третье письмо. Первые два – кардиналу Сири и для САВАК – я благополучно сунул в красный почтовый ящик-тумбу еще в воскресенье, когда нашу команду возили на экскурсию.

Думаю, зловещий «Кей-Джи-Би» не настолько всесилен, чтобы проверять почту Святого Престола или шахской охранки. А вот третье письмо, в болгарское посольство…

Спрашивается, где я был раньше? Чем думал?

Лишь в Хитроу меня ошпарило тоскливым пониманием. Болгары же давно на побегушках у КГБ, и они мигом доложат чекистам о странном послании! Я, помню, даже зашипел тогда, в аэропорту, отчаянно жмурясь.

Сашка Разборов дивится: «Ты чего?» – «Палец зашиб!» – мычу в ответ. Ох, срам-то какой… Да тут даже Чернобурка разобралась бы влёт!

«И кто же это у нас такой хитроу-умный? – промурлыкала бы. – Ну, хоть не зря мы тебя выпустили, Андрюша!»

Отпустив пару неласковых в свой адрес, я чиркнул зажигалкой «Ронсон». Письмо занялось, бумага чернела, скручиваясь трубочкой. В унитаз ее…

Спалив заодно и конверт, я спустил воду. Крыльчатка вентилятора тихонько загудела, стоило включить свет. Подумав, я подошел к окну, и поднял узкую раму – сквозняк мигом выдул запах гари.

Вдо-о-ох… Вы-ыдо-ох… Всё в порядке, Дюша. Улик больше нет.

Кисло улыбнувшись, я вышел в коридор. Нас поселили в общежитии «Рамзи-Холл», аккуратной пятиэтажке, замыкавшей в квадрат обширный внутренний двор.