Через пару минут Кристоф извинился и вернулся в демонстрационную комнату. Натали написала статью, сидя в его кабинете: он сам предложил, и кто она такая, чтобы отказываться? (Она чувствовала себя ближе к нему, сидя в его кресле.) Оттуда она сразу отправилась в
Когда Натали наконец добралась до дома, она поймала Стэнли за обнюхиванием роскошного букета цветов, всех оттенков, в вазе на столе в столовой.
Из родительской спальни раздался голос:
– Это ты, ma bichette?
Радость охватила ее сердце, отпустив только, чтобы она успела ответить:
– Да, папа!
Остаток дня Натали провела, наслаждаясь временем с семьей. Они говорили обо всем: хорошем (школьных оценках Натали, мамином варенье, папиной поездке в Бразилию), ужасном (убийстве Агнес, несчастном случае мамы, эпидемии желтой лихорадки на борту папиного корабля) и даже о некоторых обыденных вещах, составлявших их жизни с тех пор, как они расстались в апреле.
Обо всем, кроме магических способностей Натали.
Мама отвела ее в сторону и попросила подождать до ужина, чтобы рассказать об этом папе. Она хотела в последний раз поужинать всей семьей, как она сказала, «прежде чем все изменится».
Несмотря на то что все и так уже изменилось, хотела сказать Натали.
Тем не менее она знала, как важны были эти семейные моменты для мамы. Не говоря уже о том, как она была рада, что мама не рассказала ее секрет. Она сама хотела открыть его папе.
Она отвлекалась тем, что помогала маме с ужином. Пока они готовили рататуй (папино любимое блюдо), папа рассказывал истории о месяцах, проведенных в море, и Натали следила за мамиными руками, которые были ловчее, чем раньше. За ужином папины руки были непривычно неуклюжими, неловкими.
Он уже исцелил маму.
После ужина они играли в карты. Натали никак не могла расслабиться и все время ошибалась. Они раздавали снова и снова, и, когда мама подала баварский торт, живот Натали уже был так набит и едой, и ожиданиями, что она не могла больше есть. В какой-то момент разразилась гроза, которая навела Стэнли на мысль укрыться на ее коленях, пока родители наслаждались бутылкой вина, которую папа привез из Австралии.
Затем мама отодвинула свои карты в центр стола и допила вино в бокале.
– Думаю, вам двоим нужно кое-что обсудить, – сказала она, поднимаясь. Она погладила лохматые папины волосы и склонилась через его сильное плечо, целуя его в щеку. Подмигнув Натали, она ушла в спальню.
Собирая карты, Натали складывала их в аккуратную колоду, но продолжала поправлять ее долго.
– Я должна тебе кое-что рассказать, папа. Кое-что… хорошее, думаю. Мама знает об этом, она хотела, чтобы я тебе рассказала сама.
– Что ты самый лучший журналист, которого месье Патинод когда-либо нанимал? – спросил он с улыбкой, плясавшей в глазах.
– Такого он мне не говорил, – хихикнула она и отложила карты, глядя отцу в глаза. – У меня есть магические способности, папа, как у тебя, тети Бриджит и других… Озаренных.
– Озаренных. Я не знал, что тебе о них известно… – Папино веселое настроение переплавилось в невероятное удивление. Он обернулся через плечо на закрытую дверь спальни. Может, он задумался, что по этому поводу считала мама и как она отреагировала, когда узнала, что сказала Натали. Несомненно, они это потом обсудят. – Какая именно магия?
– Видения. Убийств Темного художника, – начала она. Папа сжал челюсти и снова расслабил, а жилка, которая всегда выдавала его беспокойство, запульсировала на лбу. Она внезапно осознала, каким невероятным открытием это звучит для него.
Он жестом попросил ее продолжать, на лице его отражались одновременно и сочувствие, и тревога.
Натали сначала говорила осторожно, взвешивая слова, будто их у нее ограниченное количество. Когда она почувствовала, что папа действительно понимает ее и даже поддерживает, то слова полились водопадом.
Она поделилась с ним всем, что касалось видений, и как все развивалось в течение лета, в какой-то момент показала ему копию «Зачарованной науки или науки зачаровывания?» в ходе беседы об экспериментах Энара. Он слушал ее с полным вниманием, как папа умел, создавая ощущение, что ты – единственный человек не просто в этой комнате, а во всем мире.
Затем она задала ему вопрос, который могла задать и маме, но приберегла для него.
– Мама сказала, что захотела сделать переливание потому, что вы с тетей Бриджит его сделали. Кто первый пошел к Энару: ты или тетушка?
– Мы пошли вместе, – сказал папа, и Натали заметила, что его плечи чуть поникли. – Это была моя идея. Она… была в меланхолии, и я подумал, что это поможет ей.
Тишина повисла между ними на минуту, прежде чем Натали продолжила более тихим голосом.
– Ты жалеешь об этом: о переливаниях, магии, последствиях?..
«Обо мне, о моих способностях, моей уникальности».
Папа пригладил усы большим пальцем, вздохнул и откинулся на спинку, рассматривая ее, перед тем как ответить на вопрос.