Сперанца

Сперанца кое-как встала на ноги, но у нее сразу началась рвота, и она опять свалилась.

— Только этого не хватало, — простонала Эмилия. — Мало того, что меня чуть наизнанку не вывернуло, теперь и с тобой та же история!

У Сперанцы все ходуном ходило перед глазами, и Эмилия казалась ей пляшущим призраком.

— Ты не опасно ранена….. — уговаривала ее старуха. — У тебя только одна ссадина на голове. Это пустяки, Сперанца… Бывает, мальчишки начнут кидаться камнями, да один другому в голову попадет, вот и у тебя такая царапина… Ведь не умирают же от этого ребятишки, правда? Ну, ну, поднимайся, не пугай меня!

Сперанца снова сделала усилие и встала на ноги, с трудом сдерживая рвоту. И тут она увидела Вико. Он лежал посреди дороги, раскинув руки, как Христос, и его мертвенно бледное лицо было ярко освещено луной.

— Они его, звери, били, как бешеные… — со слезами в голосе сказала Эмилия.

Сперанцу опять затошнило. Она сделала несколько шагов, зашаталась и упала возле Вико, не подававшего признаков жизни.

Эмилия ходила мимо нее взад и вперед, поднимаясь на дамбу и снова спускаясь, и стонала, в отчаянии ломая себе руки, бессильная помочь умирающему. Сперанца слышала эти тихие стоны, тоскливые, как вой раненого животного, и, сжав зубы, опять поднялась.

Но скоро подошла подмога.

Разбежавшиеся женщины и дети рассказали дома о машине, поджидавшей кого-то у дамбы.

Попозже, когда стемнело, люди стали заходить к Вико, чтобы выяснить, чем кончилась эта история, и узнали, что он не вернулся. Слух об этом из дома в дом прошел по всей долине, и отряд батраков в тревожном молчании отправился на место происшествия. Вико унесли на носилках. К утру он умер.

Сперанца и Эмилия, поддерживая друг друга, направились в хибарку и по дороге встретили Тонино, который их уже разыскивал,

В хибарке при их появлении все онемели.

У Сперанцы волосы, лицо и платье были в крови. Но на Эмилию с распущенными волосами и черным лицом было просто страшно смотреть.

Через минуту в хибарке поднялся плач и загремели проклятья.

— Ну, уж это я так не оставлю! — кричал Надален, кружась вокруг стола, за которым, молитвенно сложив руки, сидела Берта.

Элена цеплялась за Тонино, бросавшего угрозы, умоляя его успокоиться.

— Ради ребенка прошу тебя… Ради ребенка! Если ты погубишь себя, погибнет и он…

На следующий день Сперанца слегла и бредила в жару, но никакого врача к ней не звали.

Эмилия, напротив, пошла на работу, как бы бросив вызов врагам. Лицо у нее было распухшее и воспаленное от керосина, которым она отмывала его, но она шла по дамбе с высоко поднятой головой, стреляя глазами по сторонам. Никто не осмеливался приставать к ней с вопросами, и все опускали голову, чтобы не встретить ее разъяренного взгляда.

На работе тоже никто не упоминал о вчерашнем происшествии. Только Эмилия заговорила о нем во время перерыва, пристально глядя на бригадира, ненавистного всем женщинам:

— Мне давным-давно надо было принять слабительное, да я все не могла собраться. То, которое мне дали вчера, пошло мне на пользу…

Она помолчала, тщетно ожидая ответа.

— Вы себе не можете представить, женщины, до чего оно мне помогло… — продолжала она.

Женщины опустили головы. Бригадир нагнулся и стал счищать с башмака налипшую грязь.

Батрачки видели перед собой Вико, распростертого на носилках…

Они знали, что он оставил старуху мать, у которой больше никого не было, знали, что Эмилия защищала его с яростью тигрицы, и чувствовали, что теперь ей надо было дать выговориться, выкричаться, излить свою боль и свой гнев…

Они все ниже опускали головы, пряча лица в платки. Бригадир молча ушел, затаив в сердце страх.

В этот вечер женщины пошли с работы все вместе, держась тесной кучкой.

Только Эмилия шла впереди и пела.

— Как это она может петь, когда Вико обряжают на кладбище?

— Ты думаешь, ей весело? Она поет, чтобы показать, что они ее не скрутили. А что у ней на душе, только она одна знает…

Эмилия еще пела, когда встретила карабинеров, которые шли за нею.

Женщины увидели, как она остановилась, потом (пошла дальше уже между ними. В первую минуту никто не поверил своим глазам. Потом одна из женщин подняла голову и затянула песню с того места, на котором ее оборвала Эмилия, и все подхватили ее. Так они шли до самого селения.

Карабинеры время от времени оглядывались на них и ускоряли шаг. Эмилия вошла в казарму под звуки песни.

Она недолго там оставалась.

Едва переступив порог, не дожидаясь, когда ее станут допрашивать, она широким сердечным жестом протянула руку фельдфебелю и сказала, сверкая своими маленькими колючими глазами:

— Вы честный человек и правильно сделали, что прислали за мной, чтобы допросить меня как свидетеля. Ведь я своими глазами видела, как убивали Вико. Я попыталась вступиться за него, но их было пятеро, и все с оружием. Вы очень хорошо сделали, господин фельдфебель, что послали мне навстречу своих людей, чтобы мне никто не помешал прийти сюда и дать показания…

Фельдфебель заерзал на стуле. Неблагодарная была у него работенка! Но приказ есть приказ.

— Как вас зовут? — спросил он, вытирая лоб.