Spero

– Звать меня Эберульф, – с готовностью отозвался Берхард. – Из Баярдо мы. Может, слыхали, там у нас хозяйство гидропоническое. Я – за старшего, остальное семейство помогает.

– И что, хорошее хозяйство?

– Лучшее на столь миль в округе! – с гордостью подтвердил Берхард. – Такие штаммы бактерий выпускали, что даже баронские слуги в очереди толпились, чтоб только у нас купить. Фаговары у нас один к одному получались, чистоты необыкновенной и почти без примесей. Липополисахариды варили, барофилы варили, все что угодно варили… А вот подать нас и погубила. Пришел, значит, сборщик, и сразу за горло – плати, говорит, папаша Эберульф, сто монет, а не то я тебе оставшуюся руку обкорнаю. А как, скажите на милость, мне платить, ежли у меня уже месяц как чаши все пустые стоят, без питательного раствора?

– Что ж так?

Берхард испустил подавленный вздох.

– Еретики, будь они неладны! Не то николаиты, не то савватиане, уже сам черт не разберет. Вздумалось им графскую баржу прямиком в порту взорвать. Ну вся химикалия из нее возьми и вылейся прямиком в Лигурийское море. А через это весь сарграссум бурый передох. А мы веками из этого сарграссума питательный раствор для штаммов делаем. Вот и…

– Ну и ну. Заплатил, значит, твой племянник глазами за проклятые водоросли?

– Выходит, что так. Сборщик податей спросил, что отдадим – егойные глаза или мои пальцы, но мы прикинули, что пальцы мне в работе еще нужны, куда ж я без пальцев, а у племянника дело молодое еще… К тому же, говорят, Святой Гервей помочь может. У некоторых, кто истово помолится, глаза обратно вырастают. Только надо перед тем, как в церковь зайти, три раза на восток плюнуть и пыли в правый сапог насыпать. Тогда непременно вырастут.

Суетливый подобострастный говор Берхарда казался Гримберту фальшивым, как монеты массандронской чеканки, но в Палаццо установилась тишина, заполненная скрипом стульев и вздохами – при всей своей бесхитростности рассказ произвел на этих людей должное впечатление.

– Ладно, – тот, что открыл им дверь, смущенно кашлянул. – Может, это и Альбы, но тут чтят нужду. Садитесь к огню да отведайте, что Бог послал. Разносолов у нас нету, но мясо и лепешка найдутся, а за тепло с вас и подавно никто спрашивать не станет.

* * *

Кто-то уступил Гримберту стул и тот, нащупав грубое, сколоченное из неошкуренных бревен сооружение, с трудом на него взобрался. Избитые ходьбой ноги задрожали, едва не выламываясь из суставов. А когда скрюченные морозом пальцы наткнулись на край деревянной миски, в которой исходило паром мясо, он на какое-то время вообще перестал сознавать, что его окружает.

Он рвал это мясо с жадностью голодного грифа, упиваясь сладким соком, текущим в горло и не замечая обожженных пальцев. Мясо местами подгорело, а местами было сырым, как бывает с мясом, если повар экономит на топливе, но это было понятно. Здесь, в ледяном сердце Альб, достать дрова, пожалуй, было не проще, чем само мясо. Остервенело пожирая его целыми кусками, с трудом заставляя себя хоть немного пережевывать, Гримберт отстраненно подумал о том, что, вздумай маркграфский повар подать ему что-либо подобное годом раньше – его накормили бы похлебкой из его собственных потрохов.

– Благодарствую за угощение, – пробормотал сидящий где-то поодаль Берхард. – И за гостеприимство. Говорят, чтоб кусок мяса лучше лез в глотку, хорошо его смочить глотком хорошего вина. У меня с собой как раз и мех есть. Угощайтесь, сеньоры, плодом доброй старой лозы, на лучших молочнокислых культурах настоянного. Не бог весть что, понятно…

Послышались одобрительные смешки и бульканье.

– Вот это дело!

– Что ж, за хорошее знакомство можно и выпить. Только что ж ты сам мяса не ешь, папаша?

– Епитимья, – отозвался Берхард, звучно сглотнув слюну. – Священник наш наложил. За то, что забыл посев у него на алтаре освятить. Теперь вот до самой Пасхи мяса мне не положено.

– Ну, а мы за твое здоровье выпьем, старик!

В дармовом вине подозрительность новых хозяев Палаццо быстро растворилась. Не прошло и нескольких минут, как настороженные расспросы сменились обстоятельной и неспешной беседой, перемежающейся только бульканьем меха и треском дров в очаге. В беседу эту Гримберт, поглощенный едой, не вслушивался, а даже если бы и вслушивался, едва ли вынес бы хоть что-то полезное. Берхард принялся рассказывать про обстановку в Альбах, используя для этого наименования, отсутствовавшие на самых подробных картах.

Северная Галерея обвалилась, но не до конца, с прочным канатом можно и рискнуть. Раззява наконец скатилась с горы, похоронив под собой нескольких мулов. В Крысиной Долине стало беспокойно – воздух такой ядовитый, что может прикончить за считаные минуты. Горные егеря маркграфа Лотара вновь взялись за «альбийских гончих» – кого поймают наверху, заставляют есть снег, пока живот не лопнет. Тропа Висельника в приличном состоянии, но вот Ведьмовский Тракт в такую погоду смерти подобен, а Закорюка в придачу завалена свежим обвалом.