Спеши вниз

— Сестра сказала мне, что она убеждена в вашем полном выздоровлении, — заявил он уверенным тоном. (Если она сказала это мне, значит, это правда. Яне из тех людей, которым лгут.)

— Да, они надеются поставить меня на ноги, когда снимут гипс, — сказал Чарлз.

Механическое повторение всего, что говорил Родрик, как попытка удержаться в рамках одной темы, было для него ужасно тягостно и утомительно. Им овладевала апатия. Когда же наконец позволят ему сказать, что он устал?

— Я не собираюсь долго оставаться у вас: я знаю, вам нельзя утомляться, — сказал Родрик. Он приподнялся в кресле, как будто намереваясь встать, но тут же сел снова. — Еще минутку. Давайте подумаем, не надо ли что-нибудь прислать вам (я старался ничего не упустить, но ведь всего не предусмотришь)… или, — добавил он, — что-нибудь передать?

Чарлз весь сжался. Последние слова были первым признаком вызова: конечно, Родрик не мог удержаться. Инстинктивно он отверг возможное (теоретически) объяснение. Не станет такой человек предоставлять ему шанс подать ей весточку о себе, да еще так деликатно предлагать это. Нет, это оскорбление. Передать! То единственное, что хотел бы передать ей Чарлз, никак нельзя было доверить такому человеку.

— Нет, мне передавать нечего, — слабо ответил он.

В любой момент он мог сказать, что устал, и этим магическим заклинанием отогнать от себя этого вампира.

— Странно, — сказал Родрик, вставая. — А меня просили передать вам вот это. — Он достал из кармана конверт. — Не знаю, знаком ли вам почерк?

«Чарлзу Ламли, эсквайру» — рукою Вероники. Сердце его после такого длительного и такого иллюзорного покоя застучало в ребра под рубашкой.

Передавая конверт, Родрик не изобразил себя ни в каком виде. Лицо у него стало бессмысленное, безразличное, без единой характерной черточки.

Чарлз порывисто разорвал конверт. Всего один листочек бумаги и всего несколько тщательно выписанных слов.

«Все, что скажет вам Бернард, — правда. Ничего не поделаешь. Мне очень жаль. В.».

Он взглянул на Родрика, и все в нем напряглось в ожидании ужасного удара.

— Ну, что ж, — сказал он. — Говорите то, что она считает правдой.

Родрик посмотрел на него сверху вниз. Лицо Родрика смахивало на тыкву, в которой ребенок небрежно вырезал рот и проткнул темные дырочки вместо глаз.

— Если вы минуту поразмыслите, Ламли, вы сами догадаетесь.

Огромная усталость охватила Чарлза, обратила все его кости в студень, мускулы — в воду, грязную воду.

— Да, — сказал он, и голос его прозвучал откуда-то издалека. — Мне кажется, я догадываюсь.

— И вы хотите сказать, что до сих пор не догадывались? Что вы думали, будто она действительно моя племянница?

Чарлз молчал. Догадка, что Вероника — любовница Родрика, уже давно таилась в его костях, в его руках и ногах, в крови и нервах. Теперь наконец она проникла в мозг, прорвавшись сквозь жалкую преграду его самовнушения, которым он подавлял ее все эти месяцы.

— В глубине души, — сказал он, — я все знал с тех самых пор, как впервые увидел вас вместе. Разговоры о том, что она ваша племянница, могли обмануть только того, кто хотел быть обманут.

— А вы, значит, хотели этого?

— Да, — сказал он просто. — Хотел.

Родрик двинулся к двери. Но, не дойдя до нее, остановился и решительно повернул свое лицо-тыкву к Чарлзу.

— Больше мы не увидимся. Вероника сказала мне, что она никогда больше с вами не встретится. Чтобы вам напрасно не ломать голову, могу добавить, что этот маленький подарок, — он обвел рукой комнату и ее убранство, — был сделан по ее просьбе. Она согласилась со мной, что вам следует сказать об истинном ее положении и сказать к тому же, прежде чем вы достаточно окрепнете, чтобы снова строить планы в отношении того, что произошло между вами, и питать надежды на будущее. Но она пожелала, чтобы я сообщил это вам уже после перевода вот в это помещение. Она считала, что вам потребуется эта небольшая помощь, чтобы перенести новый удар.

Чарлз молчал.

— Не хотите ли вы еще что-нибудь сказать перед тем, как я уйду? — спросил Родрик, сбрасывая тыквенную маску и принимая маску скучающую, которая на этот раз была уже пародийна по гриму и напоминала скорее шарж.

Он стоял, дожидаясь. Чарлз все-таки заставил себя ответить.

— Да. Уходите.

Родрик спокойно вышел и закрыл за собой дверь.

Сиделка заметила в шесть часов, что у него поднялась температура.

— Повышенная, — сказала она.

— Да. Ничего не поделаешь, — ответил он.

Она поглядела на него в недоумении, но не сказала ни слова.