Специальность – хирург

Когда я сказал Эмилю, что его болезнь требует оперативного лечения, он это принял внешне легко, с очередной шуткой, смысл которой сводился к тому, что не может же уважающий себя, порядочный фотокорреспондент прожить жизнь, не испытав, что такое хирургическая операция… Больше к этому вопросу мы не возвращались.

Эмиля стали готовить к операции. Внешне он был таким же жизнерадостным, улыбчивым, всем интересующимся человеком.

И вот наступил день операции.

После этого дня минуло уже много лет. После этой операции я сделал много сотен других, порой значительно более сложных и не менее трудных для себя. И все же операцию, которую я сделал Эмилю, видимо, не забуду никогда.

Вечером, накануне операции, я пришел в палату к Эмилю. Его уже уложили в постель и не разрешали ходить из-за боязни простудного заболевания. Вымытый, побритый, переодетый в чистое белье, он в полудреме лежал на кровати. Увидев меня, он усилием воли скинул с себя дремотное состояние и улыбнулся. Разговор шел о всяких пустяках. Обычно в этих случаях врач старается отвлечь пациента от неприятных и тревожных дум о предстоящем, а пациент не заводит разговор о возможных последствиях. Я уже собирался выйти из палаты, когда Эмиль спросил меня о вероятном исходе операции. Спросил впервые. И впервые я увидел его сосредоточенным и серьезным, в его глазах не было привычных смешинок. Не меняя легкого тона нашей беседы, я отделался шутливой фразой, смысл которой сводился к тому, что у такого человека, как Эмиль, несомненно, все будет хорошо, что я уверен в благополучном исходе операции. И вышел из палаты.

А назавтра мы встретились в операционной – он, распростертый на операционном столе с выключенным наркозным сном сознанием, и я, готовый своим скальпелем внедриться в самый центр его тела. Хотя мои намерения при этом были самыми лучшими, они не безопасны для Эмиля. Этот парадокс своей профессии я всегда ощущаю очень обостренно. Нет врача-хирурга, который бы с недобрыми намерениями осуществлял оперативное вмешательство. И несмотря на добрые намерения, своими действиями врач-хирург нередко ставит пациента на ту грань, которая отделяет жизнь от смерти, бытие от небытия. До чего же несправедливо! Чтобы излечить пациента, хирург обязан подвергнуть риску его жизнь! Это невероятно, но это действительно так!

К счастью, в абсолютном большинстве случаев хирург действительно излечивает больного.

И вот, прежде чем начать операцию, я вспоминаю вчерашний вечер и вопрос Эмиля. И свой ответ на этот вопрос. И тучность Эмиля. И его болезнь, давшую повод для операции… Однако выхода нет. Не оперировать Эмиля – значит, в лучшем случае, оставить его тяжелым инвалидом, беспомощность которого с годами будет усугубляться. А как же Эмиль – жизнерадостный и подвижный, энергичный и веселый человек? А как его фотокорреспонденции? А как его жизнь без работы?

Конечно, я могу поступить так, как поступали все те, к кому Эмиль обращался до меня. Сказать, что это заболевание не лечат хирургическими методами. Посоветовать лечиться рентгенотерапией. Избавить Эмиля от риска оперативного лечения, но этим самым и обречь его на вероятность прогрессирования болезни. Ведь случаи, когда рентгенотерапия оказывается неэффективной, а порой и вредной, не столь уж редки. Освободить себя от ответственности за судьбу Эмиля? Встать в позу созерцателя? Конечно, так проще и спокойнее. Ну, а Эмиль? Как же я буду смотреть ему в глаза? Как я буду держать ответ перед своей совестью?

Значит, операция? Конечно, операция, которая в случае благоприятного исхода освободит Эмиля от всех грозящих ему опасностей и вновь превратит его в полноценного здорового человека!

И я приступаю к операции.

После этой операции, повторяю, прошло уже много лет, а я очень хорошо помню все ее детали. Тело второго поясничного позвонка труднодоступно для рук хирурга. Расположено оно под самой диафрагмой, и достигнуть его можно, только частично удалив одно или два нижних ребра. Вот я произвел большой поясничный разрез, который с левого двенадцатого ребра перешел на боковую, затем на переднюю стенку живота, не дойдя всего один сантиметр до лона. Я рассек кожу, подкожную жировую клетчатку, поверхностную фасцию – прозрачную пленку, напоминающую тонкий пергамент. Мощные, хорошо развитые мышцы поясницы и передней стенки живота четко обозначились на дне раны. Красиво выглядят хорошо развитые мышцы, очень они совершенны! Я всегда с большим сожалением вынужденно нарушаю их анатомическую непрерывность и целостность, когда по ходу операции приходится рассекать их.